Его дрожащее тело уплыло куда-то вдаль, ничто не действовало, но он попытался подняться, потому что лежать на земле в схватке означало смерть. Что-то надавило ему на плечо – он понял, что это нога Сорена толкает его, и он, еще не встав, упал на спину.
Несколько мгновений Сорен просто стоял и смотрел на него – черный силуэт на фоне горящего города.
Протянув руку, Сорен вытащил охотничий нож и спросил:
– Ты помнишь, что сделал с Самантой?
* * *
Трос натянулся перед планером и потащил его тело из карбонового волокна по взлетной полосе. Под крыльями засвистел воздух, возникла жажда полета. Подпрыгивания на дорожке становились все реже, а потом прекратились вовсе, когда колеса оторвались от земли, но трос еще продолжал тащить планер. Шеннон пролетела над дроном, ощутила последний рывок, после чего трос отсоединился и ее подбросило вверх, словно ребенок пустил в воздух бумажный самолетик. Как всегда, у нее возникло ощущение, что желудок остался позади.
Обычно после взлета планерист использовал инерцию рывка, чтобы набрать высоту. Планеристы любили скалистую пустыню, вой ветра и упругость восходящего потока. Те, кому хватало осторожности и мастерства, могли часами парить в воздухе. Но она поднялась в небо не для удовольствия, и отпущенное ей для полета время измерялось не часами – секундами. Шеннон взяла твердыми руками штурвал и заложила крутой вираж на правый борт едва ли в тридцати метрах над землей.
Но и такой высоты вполне хватало, чтобы ей открылась красочная картинка ада.
Она своим домом считала не Теслу, а Новую Землю Обетованную, и для нее видеть осажденную столицу было все равно что для чикагца видеть вход вражеской армии в Вашингтон. Линии соприкосновения были хорошо видны с такой высоты – реальный вид карты военных действий, как на ее планшетнике, только действия здесь были показаны не цветами: она видела вспышки ружейного огня, нескончаемые хлопки, словно разбросанные по кругу и подожженные пороховые зерна. С такой высоты нападающие и горожане были неразличимы, муравьи, сошедшиеся в схватке на улицах с оружием и врукопашную. Их тела были освещены тысячью огней, горящими баррикадами и коктейлями Молотова, а еще она видела довольно много домов. Множество столбов черного дыма поднимались вверх, ухудшая видимость пепельным одеялом. Город напоминал картину Босха – сплошной черный дым, красная кровь и мучительная агония.
Шеннон оторвала глаза от этой картины, сосредоточилась на взлетной полосе. Где-то там, внизу, Ник схватился с Сореном, и она послала ему молитву, а потом принялась искать глазами дрон. Их строили так, чтобы они оставались незаметными, поэтому их не оснащали габаритными огнями, у них от сутствовали блестящие поверхности, но движение выдало его – он уже поднялся в воздух и набирал высоту. Планер взлетел быстрее благодаря лебедке, но других преимуществ у Шеннон не было, да и это единственное она быстро теряла. Дрон, в отличие от планера, был оснащен двигателем, что означало лучшую маневренность, а вскоре и бóльшую скорость. Если она хочет его догнать, то нельзя терять ни секунды.
«Не говоря уже о том, что он не должен уйти далеко».
Она направила планер вниз по крутой спирали, этот маневр добавил ей скорости за счет потери высоты. Но хотя планеристы часто прибегали к такому приему, у нее было слишком мало высоты. Будь у нее истребитель с ревущими двигателями и вооруженный пушками и системами наведения, она бы в одно мгновение сбросила дрон с неба на землю. Но у нее был не истребитель, к тому же истребителем она управлять не умела.
Шеннон пристроилась над дроном и, бросая планер в пике, прикинула вектор его движения и точку столкновения. Расстояние между ними быстро сокращалось. Ветер ревел, обтекая тонкое тело планера, материал корпуса застонал в пике.
У нее есть только одна попытка. Если она промахнется, ей, возможно, хватит времени вывести машину из пике и набрать высоту, но беспилотник к тому времени уйдет далеко, и она не сможет его догнать. Руки ее двигались плавно, планер стал продолжением ее тела. Она маневрировала им с такой же точностью, с какой двигала собственными конечностями. Дрон быстро увеличивался в размерах. Он неуклонно закладывал вираж, и она скорректировала свое направление, чтобы обеспечить пересечение их траекторий.
Десять секунд.
Сорен запустил дрон, значит у него есть возможность контролировать его. Купер должен был догадаться об этом и, вероятно, попытается посадить беспилотник.
Шеннон не сводила глаз с дрона. Она почти не моргала. Аппарат все увеличивался в размерах. Теперь она видела его в подробностях – конденсационный след двигателей, регистрационный номер на стабилизаторе, швы широких крыльев. Она представила, как двигатели начинают сбоить, глохнут. Усилием воли направляла его в смертельный штопор. Представила, как он просто взрывается от приведения в действие системы самоликвидации в топливном баке.
Пять секунд.
Двигатели не сбоят.
Четыре.
Он не уходит в штопор.
Три.
Он не взрывается.
Два.
«Давай же, Ник, чтобы мне не пришлось делать это».
Один.
В глазах у Купера помутилось, черная марля с краев заволокла все. Его мозг словно зажали в тиски, как в сильнейшем похмелье. Каждый удар сердца превращался в мучительно звонкую агонию. Рот был полон меди, один зуб сломан, его обнаженный нерв пульсировал. Звуки сражения стихли, их перекрыл тонкий рев его дыхания. Сорен уселся на него сверху, и Купер неловко попытался ударить оседлавшего, но силы в руках не было. Сорен легко сломил сопротивление, пригвоздив коленями его руки к земле. Победный маневр в схватке подростков. В обычной ситуации Купер легко бы отбился, но тело его ослабло, и он ничего не мог противопоставить противнику. Какое бы движение он ни делал, тот предвидел его ход и блокировал.
Сорен был худощав, его коленные чашечки больно упирались в кости Купера. Половину лица Ника залило кровью, красный ручеек стекал на шею, увлажнял рубашку. Рана на скуле была ужасна, кожа содрана, мышцы обнажены. Отраженные язычки пламени плясали в его глазах, сверкали в лезвии ножа, отчего казались живыми. Купер попытался скинуть Сорена, но тот почувствовал напряжение его мускулов, и у него в запасе имелась целая вечность, чтобы перераспределить нагрузку.
– Ты начал с ее глаза, – сказал Сорен.
Нож скользнул вниз медленно, театрально – Сорен давал Куперу время увидеть его движение, предвосхитить обжигающий разрыв плоти, представить, как кончик ножа выковыривает глаз из черепа. Жуткая мысль пришла Куперу в голову: сможет ли он видеть этим глазом? Дрон улетел, виджиланты одержат победу, Натали погибнет в сражении, его детей вытащат из бункера и убьют, а город вокруг них будет гореть, мир – погружаться во мрак, и Купер никак не мог этому помешать. Сорен опять его победил с такой же легкостью, как и в первый раз, только теперь он не собирался спешить. Купер видел наслаждение в его чертах, безумие, вихрящееся в нем, радость, которую ему доставит пытка среди гибнущей цивилизации.
Нож опустился, его кончик погладил щеку Купера. Вонзился под кожу, поскреб кость его глазницы. От ужаса боль становилась сильнее. Купер знал, что будет дальше, мог представить себе, как движется нож, мучение, безысходность.
Словно удар молнии вспыхнуло голубое сияние.
Купер подумал, что лишился глаза, но нет, Сорен тоже увидел вспышку. Он посмотрел на небо, его черты словно инструментом скульптора были высечены из темноты электрической голубизной, на языке вырастало слово…
«Свет такой же, как при взрыве первого дрона, взрыв и горение жидкого водорода.
И Сорен смотрит туда, но не с удивлением или недовольством, нет, с другим выражением.
С отчаянием.
Шеннон сбила дрон. Отдала ради этого жизнь.
И предоставила тебе шанс.
Неужели ты без толку промотаешь ее жертву?»
– Нет! – одновременно выкрикнули они.
Но если Сорен был полностью поглощен случившимся и, пока смотрел вверх, к нему медленно приходило осознание его поражения, то Купер отринул все мысли о Шеннон. Осознал, что именно этого она и хотела бы от него, что она не пожертвовала своей жизнью зря, она отдала ее, чтобы он с уважением отнесся к ее поступку. И Купер вложил все силы в резкое движение бедер, выбросил вверх руки, ухватил запястья Сорена и в порыве сбросил его с себя. Сорен ударился спиной о цемент, а Купер вывернул ему руку, и хотя тот уже начал оказывать сопротивление, инерция и сила были на стороне Купера. Он воспользовался ими, заломил запястье Сорена и вонзил нож в мягкую ткань его подбородка. Кожа натянулась, а потом треснула, когда Купер ударил ладонью по рукояти ножа, вонзая клинок в язык, нёбо и мозг. Сорен дернулся раз, другой, и тогда Купер твердо ухватился за рукоять и изо всех сил развернул нож. Все кончилось.
