Короткое замыкание в системе управления огнем. Самопроизвольное срабатывание. Ошибочный импульс, сбой сложного механизма. Просто одна крошечная искра скакнула по поврежденной цепи и высвободила огневую мощь доспеха, направив ее в том направлении, в котором он смотрел, прямо на несчастного рыцаря.
Ошибка. Досадная, редкая, но все же возникающая время от времени даже у прославленных рыцарей. Следствие изношенных механизмов, барахлящих вычислителей или лени оруженосцев. Иногда подобные ошибки приводили к курьезам и забавным результатам, иногда к глубоким конфузам и даже трагедиям, но…
Лампочки приборных панелей в обнаженной кабине ревнителя погасли. Перестав ощущать присутствие своего хозяина, верный доспех погрузился в сон, не ведая, что тот возлежит в своей бронекапсуле, превращенной в саркофаг, изрешеченный пулями, и уже никогда не сольется душой с ним. Куски алого и белого мяса, клочья гамбезона, покрытый волосами кусок черепа, лежащий на приборной панели, несколько раздробленных позвонков на полу…
- Великий милосердный Боже, - прошептал Гримберт, - Храни и спаси.
Самопроизвольное срабатывание. Подумать только, именно в этот миг. В миг спасения.
Наверно, он смог бы убедить себя в этом. Себя, но только не Аривальда. Тот всегда был упрямым сукиным сыном.
Воображаемый оруженосец покачал головой.
«Это не ошибка автоматики, Грим. «Убийца», конечно, старый доспех. Старый, немощный и глупый. Но он надежен, и ты это знаешь. Он никогда бы не выстрелил сам, без приказа».
- Самопроизвольное срабатывание, - Гримберт произнес это вслух, силясь заглушить бесплотный голос призрака, пронизывающий его собственную бронекапсулу, точно ледяной ветер, - Короткое замыкание в цепи. Так бывает. Я слышал. Даже у лучших рыцарей такое случается, я….
«Не было никакого самопроизвольного срабатывания. Проверь данные бортовых самописцев, если не веришь».
- Он выстрелил! Выстрелил сам по себе, черт возьми!
«Это не он выстрелил. Это ты выстрелил, Грим».
В голосе Аривальда не было осуждения, только странная задумчивость.
Это ты выстрелил, Грим.
Мертвый рыцарь безучастно разглядывал его уцелевшим глазом. Его уже не интересовало происходящее, должно быть, у него сейчас были какие-то свои заботы, не имеющие отношения к человеческому миру и происходящим в нем странностям.
- Я не стрелял… - прошептал Гримберт, - Это чертов доспех выстрелил. Он уже не подчиняется мне. Они… они сделали из него «Падальщика»… Это больше не «Убийца», не мой доспех, он…
«У доспеха нет ни сознания, ни личности, - жестко произнес Аривальд, - Он механизм, Грим, механизм, который выполняет приказы. И он получил приказ от тебя».
Короткий, четкий, очень конкретный приказ. И выполнил его, как подобает надежному и верному слуге.
Нет.
Нет, прошептал Гримберт.
Ради всего святого, что существует и существовало. Ради Всевышнего. Ради его собственной бессмертной души.
Нет.
Аривальд положил свою бесплотную руку ему на плечо.
«Я понимаю, Грим. Ты был слишком изможден, твой рассудок затуманен пытками, унижением и боем. Ты ощущал себя брошенным, никчемным и жалким. А тут еще этот чертов поезд. И кровь. И жуткая тайна отца… Золото на крови… Знаешь, у души ведь нет автоматических предохранителей, как у доспеха, которые позволяют сбрасывать излишнее напряжение, способное повредить рассудок. Просто в какой-то миг…»
Нет.
«Ты потерял контроль над собой, Грим. Бездумно выплеснул наружу всю ту боль, что копошилась в тебе. Использовал шанс поквитаться с тем, кто оказался слабее тебя».
Груда окровавленного мяса в изрешеченном ложементе «Ревнителя» едва заметно задрожала. Не потому, что жизнь спешила покинуть пришедшую в негодность оболочку, просто съеживались уцелевшие сухожилия. Обычная посмертная агония. Гримберт и сам ощутил, будто у него внутри что-то съеживается.
«Просто секундное помешательство. Нервный срыв. Ошибка в командной цепи. Но не доспеха, а твоей собственной. Дьявольское искушение, которому твоя измученная душа в краткий миг слабости не нашла сил сопротивляться».
Самопроизвольное срабатывание души. Короткое замыкание в бессмертном механизме.
Ему захотелось завыть. Выплеснуть зловонную муть, скопившуюся в том внутреннем резервуаре, где прежде была душа. И выть до тех пор, пока сознание милосердно не потухнет, освободив измученный дух от оков тела.
Но он знал, что мне может себе этого позволить.
«Это… просто ужасная ошибка, - Аривальд говорил уже не так уверенно, тон его сделался утешающим и оттого вдвойне фальшивым. Он никогда не говорил таким тоном, пока состоял из плоти и крови, это воображение Гримберта пыталось наделить его таким голосом, - Никто не станет корить тебя… Ты ведь даже не рыцарь, если подумать. Лекари поднимут тебя на ноги, отец простит. Может, понадобится терапия или какие-нибудь восстанавливающие рассудок процедуры или…»
- Вальдо…
«Что, Грим?»
- Заткнись. Просто заткнись, Вальдо. Через час я заберу тебя и мы двинем домой. А если вздумаешь повторить что-то такое вживую, я двину тебе в нос, и плевать, насколько ты там ранен.
«Убийца» тяжело развернулся, приминая снег, и, шатаясь, лег на обратный курс.
* * *
Ходовая была повреждена не так серьезно, как он думал. Капризничала, осекалась, но, подобно дряхлой крестьянской кляче, до сих пор тянула свою ношу, хоть и кряхтела на каждом шагу. К рутьерскому лагерю он подошел не через час, как намеревался, а через три, но все равно опередил возвращающихся рутьеров. Израненные, волочащие на плечах раненых товарищей, шатающиеся, они походили на окровавленных крыс, с трудом ползущих в родную нору. Они даже не смогли бы оказать ему сопротивление, вздумай он растоптать их – все пушки «Смиренных Гиен» были брошены и разбиты, если прежде они представляли собой хоть какую-то силу, то теперь, после своей злосчастной авантюры, окончательно превратились в беспомощное отрепье, из которого даже злая воля Вольфрама Благочестивого не в силах выковать ничего путного.
Гримберт не стал их топтать, напротив, даже не смотрел в их сторону. Они были лишь бледными призраками, бредущими по окровавленному снегу его воспоминаний, они больше не имели над ним власти. Он вырвался. Он победил. А рыцарь никогда не опустится до мести своим обидчикам. Даже если это рыцарь, от подвигов которого разит как от кладбища скота.
К лагерю он добрался лишь в сумерках. Миновал жалкое охранение, черпая снег поврежденной скрежещущей ногой, полоснул по трепещущих на ветру шатрам потоками света из фар. Выставленные в караул рутьеры лишь беспомощно провожали его взглядом, сжимая бесполезные аркебузы. Храбреца, который вскинул бы оружие, среди них не нашлось.
Крысы и есть.
«Если они крысы, то кто тогда ты, Грим? Может быть, крысиный принц? Или крысиный святой? Ты спас до черта крыс сегодня, не так ли?»
- Бога ради, заткнись, Вальдо. Потерпи еще минуту, я уже вижу твой шатер.
Он и в самом деле видел его. Заметил издалека. И целенаправленно шел, не обращая внимания на раздавленный ногами «Убийцы» рутьерский скарб. Плевать. Он поклялся перед лицом Всевышнего, что заберет Аривальда, и намеревался сдержать свое слово любой ценой.
Надо придумать, как закрепить беднягу на броне. Так, чтоб тряска не усугубила его раны, а жестокий мороз Сальбертранского леса не убил за время пути. Тряска будет чудовищной, такой, что вымотает душу и у здорового, не говоря уже о раненом…
Ничего. Он будет идти так мягко, как это возможно. Медленно, время от времени уступая Аривальду свое место в бронекапсуле, чтоб тот смог согреться. Нужный курс загодя просчитан и уже введен в навигационную систему «Убийцы». Курс, зыбким пунктиром танцующий меж чащ проклятого Сальбертранского леса и упирающийся в Турин. А там…
Гримберт запретил себе думать про «там». Если они не выберутся, не будет никакого «там».
Но они выберутся, слово рыцаря.
