явно мог долго, переливая из пустого в порожнее, но Оррин резко махнул рукой, прерывая словесный понос.
— Я заплатил тебе достаточно, Мак Куилл, чтобы ты, если постараешься, нашёл себе другую лошадь. И другую телегу, хоть ты по забывчивости о ней и не упомянул.
— Да, господин, конечно, господин.
— Запрягли уже?
— Эй, Кевен! — рявкнул трактирщик, и в дверях таверны тут же нарисовался щуплый парнишка, босой, одетый в одну лишь длинную рубаху. Вихры пацана вполне были способны соперничать яркостью с пламенем, бьющемся в очаге. — Кевен, негодник, лошадь господина всадника запряжена?
— Да давно уж, — без особого пиетета заявил паренёк.
Лена отметила, что в лице мальчишки и, особенно, в цвете его волос проглядывается явное фамильное сходство с супругой почтенного трактирщика. Неудивительно, что парёнек не раболепствует. Он тут не столько прислуга, сколько, теоретически, наследник и будущий хозяин.
— Прикажете оседлать и вашего коня, господин? — этот вопрос Кевен адресовал уже Оррину.
Тот качнул головой.
— Запомни, малец, своим конём истинный воин всегда занимается сам. Ибо только себя потом сможет винить, если в бою ослабнет подпруга или собьётся попона.
Взглядом приказав Лене следовать за собой, всадник вышел во двор. Шагах в десяти от таверны стоял небольшой возок, в который была впряжена грустная и явно не отличающаяся ни силой, ни резвостью, лошадка. Лена не была знатоком лошадей, ей-то и верхом доводилось ездить от силы пяток раз, но при одном лишь взгляде на эту несчастную животину девушка поняла, что сколько бы Оррин за эту клячу не отдал, он явно переплатил.
В возок были загружены какие-то мешки, из-под которых выглядывал бок порядком закопчённого котла, что подразумевало предстоящие ночёвки в лесу. Видимо, Лене-Лавене придётся освоить искусство готовки на костре, вряд ли её хозяин, имея под руками послушную рабыни, снизойдёт до самостоятельного приготовления пищи.
— Твоё имя? — холодно поинтересовался Оррин.
— Л… Лавена, хозяин, — смиренно опустив глаза долу, ответила девушка.
Воин чуть приподнял бровь, то ли заметив заминку, то ли по какой другой причине.
— Лошадью править доводилось?
Вообще говоря, вопрос следовало бы отнести к категории «странных». В этом мире, не создавшем автомобилей и самолётов (первыми Лена управлять умела, пусть и на уровне классической «блондинки»), лошади и их более мелкие собратья вроде ослов являлись единственным наземным видом транспорта. Скорее всего, любой человек здесь, будь то ребёнок, нищий или женщина, если и не имел богатой практики управления гужевой повозкой, то, по меньшей мере, вполне владел теорией. Но подобные рассуждения сейчас Лену занимали в последнюю очередь. Вопрос задан — надо отвечать, а то вон, плеть у всадника в руке. Может ведь и огреть, чтобы место знала и на вопросы отвечала ещё до того, как хозяин их сформулирует.
— Не доводилось, хозяин, но я буду очень стараться.
— Тогда берись за поводья, да поживее, — сухо бросил Оррин.
По непонятным пока Лене причинам, всадник явно тяготился лишним временем, проведённым в этой деревне. Не прошло и пяти минут, как он взлетел в седло огромного вороного красавца, сделавшего бы честь и королевским конюшням, и, не оглядываясь на рабыню, направил коня по уходящей в сторону видневшегося вдалеке леса дороге. Как с явным облегчением решила Лена, лес был явно не тем, из которого её выпроводили свистом стрел и насмешками.
К радости девушки, знакомой с управлением гужевым транспортом исключительно по фильмам, кобыла, впряжённая в повозку, оказалась существом меланхоличным и послушным. Ей было совершенно всё равно, куда брести — лишь бы не нестись вскачь. Подгонять её не требовалось, хотя развитая животиной скорость вряд ли позволяла бы повозке обогнать и обычного пешехода. Ну разве что тот будет плестись, как очень больная черепаха. С другой стороны, медленно ехать, как это ни банально, по любому лучше, чем бодро шагать по пыльному тракту, путаясь в складках пеплума. Хотя доска, на которой полагалось сидеть водителю кобылы, по уровню комфорта явно не дотягивала до сиденья самого заурядного из автомобилей.
Длинные дома под зелёными травяными крышами (зелёными они больше казались, чем были таковыми) постепенно удалялись. Вдоль дороги тянулись поля, на которых копошились люди, то ли эти, как их тут называли, кэрлы со своими домочадцами, то ли нанятые ими на сезон рабочие. Удовольствия от верчения головой по сторонам хватило минут на пять, после чего Лена принялась раздумывать о ситуации, в которой оказалась. По сути, сейчас впервые, с момента её появления в селе, выдалось по-настоящему свободное время. Оррин на огромном жеребце маячил шагах в тридцати впереди, всем видом демонстрируя старое восточное правило, когда мужчина изображает из себя авангард, а женщина с пожитками тянется за ним следом. Такое положение девушку устраивало, хотя она прекрасно понимала, что расспросов ей не избежать.
Солнце почти поднялось к зениту, ветра практически не было, что заставляло пыль, поднятую чёрным жеребцом, старой кобылой и колёсами тряского возка, висеть в воздухе желтоватым маревом. Очень хотелось пить, но пока что Лена решила повременить с просьбами. Мало ли, как отреагирует хозяин… может достать какую-нибудь ёмкость, а может и плетью огреть за то, что посмела открыть рот без разрешения.
Как она сейчас жалела, что поддалась на провокацию тогда, две недели назад! Хотя, если разобраться, опрометчивое решение она приняла гораздо позже, но истоком его послужил разговор, которому, видит Бог, лучше бы не состояться.
Началось всё во время одной из ролёвок, на которую Лену затащила Этуаль, она же Ольга Шадрина, искренне считавшая себя старой и верной подругой Лены, а потому с энтузиазмом, достойным лучшего применения, таскавшая её на все сколько-нибудь значимые для ролевиков события, будь то очередная игра, концерт «Мельницы» или выставка-продажа «аутентичной» эльфийской одежды и украшений. Последнее предпринималось не без корыстных побуждений, поскольку у Друзовой карманные деньги водились в размерах, существенно превышавших суммы, на которые Ольге приходилось жить месяц.
Именующая себя «светлой эльфийкой», девушка, вероятно, заставила бы любого настоящего эльфа повеситься от смертной тоски, нахлынувшей от одной лишь мысли, что среди бессмертных и мудрых могут попадаться подобные личности. Была она полненькой, но совсем без того шарма, что часто встречается у пампушек-хохотушек, легко становящихся центром внимания в любой компании и часто пользующихся чуть ли не большими симпатиями, чем красавицы с
