Андрей Ерпылев - Выход силой

«Они мои, — растроганно думал президент, вычленяя из общей массы хорошо знакомые лица: все, даже известные Батины критики, сегодня были единодушны в своем порыве. — Мои товарищи, соратники, друзья… Как же я люблю их, моих первомайцев! Да я жизнь готов за них отдать! И они — за меня…»

Стоявший за креслом полковник Балагур исподтишка ткнул президента кулаком в плечо: видишь, мол, я был прав? Батя не мог ответить — слишком уж много глаз было приковано к нему, первому из граждан. Но плавно наклонил голову, дав понять старому другу: вижу, вижу, брат… Дружеская поддержка тоже согревала сердце: подумать только, столько лет они вместе, столько пройдено путей, пережито опасностей, боев выиграно…

А Калатозов, тем временем, дождавшись тишины, приступил к самой важной части церемонии. Хотя и самой бесполезной до сих пор.

— Если кто желает сказать, что не согласен с избранием президента и знает что-то, из-за чего он не может занять этот пост, пусть говорит сейчас или молчит до следующих выборов!

Премьер когда-то мечтал быть драматическим актером, но окончить в свое время смог лишь лесной техникум, затем — школу милиции, а вместо театральной сцены до Катастрофы подвизался с полосатым жезлом на подмосковных трассах.

Он выдержал положенную ритуалом паузу, достаточную, чтобы успеть прихлопнуть муху, и уже открыл было рот, как вдруг из задних рядов донесся молодой хрипловатый голос:

— Я желаю!

И все собравшиеся, включая президента и его свиту, завертели головами, выискивая нарушителя порядка. И было с чего! Впервые в истории Первомайской демократии кто-то осмелился бросить вызов всесильной хунте.

— Кто это? Кто такой? Ты не знаешь? Да не застите, дайте посмотреть! — побежал шепоток.

— Что это за дрянь? — обернулся всем телом к Балагуру Середин: на щеках его играли багровые пятна, на лбу веревками вздулись жилы. — Кто?..

— А я знаю? — вылупил глаза полковник Балагуров, вытянул шею. — Федотов, мать! Куда подевался?

Но свежеиспеченный майор Федотов уже пробирался из задних рядов, растерянный не менее начальства.

— Что это такое, майор? — громким шепотом шипел на него, втягивающего в плечи голову, полковник, не стесняясь волнующегося моря «избирателей». — Хреново работаешь! В лейтенанты захотел? В рядовые?.. А ты что замолк? — накинулся он на Калатозова. — Слова позабыл, артист?

— Кто такой? — опомнившись, сорвался с хорошо поставленного баритона на неприличный фальцет премьер-министр. — Покажись!

Но требование запоздало. Бросивший вызов и сам уже шел к помосту, и взволнованно шумящая толпа расступалась перед ним, образуя живой коридор.

И вот он уже стоит перед остолбеневшим президентом, задрав голову и улыбаясь, — спокойный и уверенный в себе крепкий молодой человек. Середин, Балагуров и Федотов сначала узнали его оружие — самодельную шпагу, на которую претендент опирался, как на трость, и только потом перевели взгляд на лицо…

— Не может быть…

Игоря Князева действительно нелегко было узнать: в последний раз они видели его зеленым юнцом. Но что-то в нем изменилось… И дело тут было не в рано посеребрившей виски седине, резких складках на лице, делавших его старше на добрый десяток лет, или розовых, толком не заживших еще шрамах на скулах и подбородке.

На них смотрел спокойным твердым взглядом мужчина. Много повидавший, немало переживший. И в его глазах они читали одно: добром договориться не удастся. Значит, остается одно — беспощадная схватка не на жизнь, а на смерть. Не до первой крови, а до последнего вздоха.

— Назови себя! — Взволнованный Калатозов дал петуха и смолк.

— Я Игорь Князев! — громко возвестил соискатель. — Сын профессора Князева, убитого этими… — он кивнул на помост, — подлецами. Я бросаю вызов президенту Середину и всей его банде. Всем, кого я уважал всей душой и кто предал меня и моего брата. Кто запытал моего отца. Я готов биться с ними всеми до смерти. Моей или их.

— Да как ты смеешь!.. — обрел дар речи Балагур, едва ли не впервые в своей жизни молча выслушавший оскорбление, брошенное ему в лицо, но президент одернул его.

Самообладания Николаю Михайловичу было не занимать. Он даже почувствовал облегчение, что терзавшая его в последние дни тревога разрядилась таким вот образом. Он отстранил с дороги премьера, менявшего цвет, как перепуганный осьминог, медленно спустился по лестнице и протянул руку Князеву.

— Я принимаю вызов! — громко объявил он и добавил вполголоса: — С возвращением, старшина. — Игорь крепко, по мужски, пожал протянутую руку, крепко стиснув в жесткой своей ладони.

— Бой состоится завтра в полдень! А теперь — все свободны. Извините, друзья, банкет тоже будет завтра!

Шутка президента разрядила обстановку, и толпа медленно рассосалась, немного разочарованная, но предвкушающая события завтрашнего дня.

— Пойдешь с нами? — спросил Батя, так и не выпустивший руку Игоря из своей ладони.

«Хорошего бойца вырастил, — против воли билось у него в груди. — Настоящего бойца…»

— Нет, спасибо. У меня свой дом есть.

— Нет у тебя больше дома. — Полковник Балагуров тоже спустился с помоста и, поджав губы, встал рядом с президентом. — Там уже другие люди живут. Так что не кочевряжься, а пойдем с нами. Накормим, напоим, в баньке попарим… А то вон, разит от тебя.

— Спасибо, — еще раз повторил Князев. — Я за стол с убийцами отца не сяду, кусок поперек горла встанет…

— Ну, как знаешь. — Балагур отвернулся. — Пойдемте, ваше превосходительство. А ты смотри, не передумай, Князев, за такие слова надо отвечать.

— Отвечу, не беспокойтесь, товарищ полковник, — улыбнулся Игорь. — Только и вам придется ответить.

— Сволочь… — буркнул с отвращением полковник через плечо.

Оставшись один, старшина побрел куда глаза глядят. Идти ему было действительно некуда: наивно надеяться, что почти за год отсутствия кто-то будет сохранять за ним их с братом конуру. Обременять своим присутствием старых товарищей? Неудобно. Пойти к Лариске — невозможно.

— Здорово, бродяга! — Кто-то сильно хлопнул Игоря по плечу. — Тебя и не узнать совсем!

Он тоже едва узнал в изможденном, криво держащем голову человеке старого знакомого. Но потом медленно всплыло что-то в памяти…

— Байкальцев! — просиял он. — Живой!

— Осторожнее, — сморщившись, высвободил сержант слабую ладонь из богатырского захвата старшины. — Мне сейчас нельзя так… Я, понимаешь, слабый да хрупкий стал, как стеклянная ваза…

— А что такое? — встревожился Игорь.

— Потом, все потом. — Байкальцев увлек его за собой в темный зев туннеля. — Меня, кстати, Владом зовут.