него сбоку прыгнул оборванный мальчишка, не старше двенадцати лет. Прежде чем тюремщик успел обратить свою саблю против мальчишки, Чейсон прыгнул вслед за ним и ударил сзади, пригвоздив его предплечье к стене.
Тюремщик взвыл, а парнишка обернулся, и Чейсон впервые за много месяцев смог его как следует разглядеть.
Тощая горгулья вместо пацана: впалые щеки, черные бусинки глаз в резко очертившихся глазницах, все в ореоле жирных черных волос — на секунду Чейсон заколебался, решив, что, должно быть, открыл не ту камеру. Потом привидение заговорило со знакомой хрипотцой:
— Сэр! И видок же у вас, позвольте сказать.
Чейсон рассмеялся:
— Кто бы говорил, Мартор! Тебе хватит сил управиться с саблей? Могут встретиться и другие.
Мартор жутко ухмыльнулся.
— Они разрешали мне нарезать круги в беличьем колесе, дурачье. Я в порядке. — Он ткнул назад большим пальцем в стоящие в ряд двери камер. — Что насчет этой компании?
— Выпусти кого-нибудь, пожалуй. Они создадут неплохой отвлекающий фактор, пока мы уходим.
— Мы? О каком это «мы» вы говорите?
Мартор с Чейсоном вытаращились друг на друга. Голос шел со стороны одной из камер, и он был знакомым. Чейсон подошел к безликой железной двери и постучал по ней:
— Простите?
— Я тоже вхожу в ваш отвлекающий фактор? — спросил голос. В нем сквозили властные нотки, словно говорившему доводилось быть оратором или певцом, но теперь голос звучал тонко и отчаянно. — И спустя все это время, такова единственная роль, которую я могу сыграть в вашей эскападе?
Чейсон моргнул:
— П-посол?
— А за кого еще вы меня принимаете, болван вы этакий? Я тот самый Ричард Рейсс, которого вы умыкнули от жизни в роскоши и удовольствиях, чтобы я помог вам в вашей маленькой самоубийственной экспедиции. Приказываю вам открыть дверь сию секунду, если только вас не пугает мой совершенно оправданный гнев за то, что вы похитили мою жизнь и мою репутацию. Открывайте, сэр, если вы любите свою страну и соотечественников!
— Ого, это точно он, — сказал Мартор. Он распахнул дверь, и их встретили кустистые седые волосы и ошалевшие глаза. Узнать удалось только родимое пятно винного цвета на щеке.
— …Или вы просто спустя все это время собрались бросить меня? — Рейсс, кажется, готов был удариться в слезы.
Чейсон бросил ему дубинку, и тот неуклюже ее поймал.
— Ни за что, — сказал адмирал. — Я отказался от гарантированного побега, чтобы вернуться за вами. Теперь идемте со мной, если только хотите снова увидеть свой дом.
Двое мужчин и мальчуган повернулись и прыгнули в сторону света.
* * *
Маленький буксир завис напротив окна камеры допросов. Пока люди Венеры стояли на его обшивке и вели огонь на подавление по немногим все еще остававшимся в здании надзирателям, сама она перебросила через неширокий зазор крюк и зацепила оконную решетку. По ее команде сработала пружинная лебедка, прутья затрещали и завизжали, а потом вылетели наружу.
Она просунула в комнату стволы двух пистолетов, затем голову; посмотрела на тело главного дознавателя, затем — вздернув одну бровь — на второго мужчину, который все еще цеплялся за основание стола. Тот пожал плечами.
— Тут нет, — сказал он. — Но ушел свободным.
Она выругалась и убралась. Через несколько секунд двигатели буксира, взвыв, ожили, и он унесся прочь. Заезжий следователь наблюдал за исчезающим в тумане судном из окна.
Он поглядел по сторонам, на тысячу и одно облако, испещрившие просторы воздуха здесь, на краю Формации Фалкон.
— Удачи вам, — сказал он с коротким смешком. Затем он вернулся к столу — дожидаться, пока вызволят его самого, — а пока что пустился в размышления, как потратить деньги, которые заплатила ему таинственная женщина.
Чейсон и его товарищи коротали ночь, забившись внутрь зыбкой, ажурной сердцевины огромного облака. Выбираясь из тюрьмы, Мартор — мальчишка — прихватил маленький педальный вентилятор, которым пользовался тюремный садовник. У вентилятора были пара ремней, которые перекидывались через плечи, сиденье на короткой стойке и две педали, укрепленные над трехфутовым пропеллером. Любой, кто взглянул бы на беглецов, нашел бы зрелище жалким и несуразным: трое заключенных медленно пробираются между облаков размером с город, один как сумасшедший крутит педали, а двое других ухватились за его плечи. Облака по левую руку выглядели как серые силуэты, окаймленные ярко-голубым небом — колыбелью далекого солнца. Полотнища белого пара и проходы между ними усыпали синеву спиралями и стенами, уходящими в бесконечность. Справа облака белели отраженным светом на фоне бездонного индиго. В этих глубинах не светило искусственных солнц; в устрашающей бездне, известной как зима, жилищ не водилось.
Они спорили, не двинуться ли в ту сторону.
— Да не поймают нас! — настаивал Мартор. — Мы можем красться повдоль окраин цивилизации, прижимаясь к сумеркам, пока не достигнем края Слипстрима. А потом…
Тут его прервал циничный смех Ричарда Рейсса:
— Мы, трое обессиленных, умирающих от голода заключенных, в тонюсеньком тряпье? Ты предлагаешь нам, парень, обречь себя на холод и мрак, где мы будем крутить педали этой маленькой штуковинки, — он подергал за ремешок вентилятора, — четыреста или пятьсот миль до безопасных мест? Чем мы будем питаться? Надеждами?
Они сердито уставились друг на друга, и Чейсон Фаннинг не мог не улыбнуться, глядя на контраст между ними. Никто бы не спутал широкие скулы, высокий лоб и величественный нос, которые являл миру Ричард, с мелким хитрым личиком Мартора. Полузаморенный и перепачканный Мартор скорее смахивал на юного прохвоста, плутишку и проныру из казарм — на себя, собственно, самого. Здесь величавый, пусть и замызганный, Посейдон был противопоставлен кошмару любой матери.
Он дал им какое-то время попрепираться, потому что занятие это, кажется, вливало в них жизнь. В конце концов, однако, Чейсон сказал:
— Я вынужден согласиться с Ричардом. Нам нужна еда и одежда получше. Кроме того, полицейские акулы найдут нас, будь светло или темно, а рыскать они могут и дальше и быстрее нас.
Так что, когда три солнца Формации Фалкон замерцали и потускнели, они осторожно прошуршали в серый туманный кокон и приготовились ко сну. Троица надорвала свои рукава и связалась между собой свободными концами обрывков; Мартор — по иронии судьбы сильнейший из них — не стал снимать с плеч лямки вентилятора. Все машинально пошарили в карманах на предмет чего-либо, что могло бы улететь, хотя за день они не раз обшаривали краденую униформу тюремных охранников.
В разрывах дымки виднелись темнеющие облака, разбрасывающие по небу огромные столбы розового света. Привычное зрелище успокаивало; все трое родились и выросли в этом воздушном мире. Единственная знакомая им сила
