оцепенение. Он ел, спал и снова ел, словно автомат, выполняющий только определённую, заранее заданную команду. Никита и сам не понимал, что с ним происходит, но выйти из этого состояния не мог. Только в полнолуние, трансформировавшись в зверя, он становился почти самим собой, выходя на охоту.
Иногда, вернувшись после очередной охоты, он вдруг ловил себя на мысли, что неожиданно стал существом, о котором сотни лет назад складывались легенды. И как оказалось, легенда может стать былью. Бывали случаи, когда в минуту отчаяния ему хотелось выйти к границе ближайшего поселения и позволить солдатам изрешетить себя из автоматов.
Но, зная по опыту, что это совсем не гарантировало ему упокоения, воздерживался от подобных опытов. Его изменённый организм стал необычайно живучим. Вспомнив, как лёжа под елью, зубами выгрызал из ран осколки мины, он зябко передёрнул плечами и, повернувшись на бок, попытался отогнать видения прошлого. Но сознание словно специально раз за разом возвращалось к событиям тех лет.
Перед внутренним взором в очередной раз встали словно живые друзья, смотревшие на него с немым укором, как будто упрекая за то, что остался жив. Вздрогнув, Никита открыл глаза и, медленно поднявшись, глухо застонал, сжимая виски ладонями:
– Господи, да за что мне всё это?!
Встав со своего ложа, он принялся бездумно бродить из угла в угол, не зная, чем занять себя. Молодое, сильное тело не желало больше бездействовать. Но сам Никита отлично понимал, что выходить на улицу днём слишком опасно. Ведь всего несколько часов назад он голыми руками убил семерых солдат из состава оккупационных войск. Как их правильно было бы называть на самом деле, он не знал, да и не очень-то и интересовался. Для него они изначально были врагами и продолжали оставаться таковыми.
Никита и сам не знал, чего ему хочется. Просто какое-то странное чувство не давало ему покоя. Подойдя к полке с оружием, он принялся задумчиво перебирать трофейные стволы, полностью готовые к употреблению. Две автоматические винтовки, три пистолета, два десятка штык-ножей, гранаты и куча боеприпасов ко всему этому роскошеству. При необходимости всем этим можно было дать серьёзный бой целому взводу.
Неожиданно в тихий перестук оружия вкрался едва слышный шорох. Услышать его обычный человек просто не мог. Моментально насторожившись, Никита схватил первый попавшийся штык и, бесшумно ступая босыми ногами, подобрался к двери. Чуткий звериный слух не подвёл. В подвал кто-то медленно спускался, стараясь идти как можно тише. Прижавшись носом к щели, он медленно втянул воздух ноздрями, пытаясь уловить запах неожиданного посетителя.
Очень скоро он понял, что человек был один, вот только запах его был каким-то странным. Не понимая, что это значит, Никита насторожился, на всякий случай приготовившись к драке. Странный пришелец, добравшись до двери, предпринял осторожную попытку открыть её. Несколько раз нажав на створку и убедившись, что всё не так просто, человек принялся ковырять её чем-то, пытаясь понять, что именно не даёт двери открыться.
Плавно отодвинув засов, Никита чуть отступил назад и, размахнувшись, с силой пнул дверь ногой. Резко распахнувшись, тяжёлая самодельная дверь чувствительно стукнула пришельца по лбу, заставив его сдавленно охнуть и плюхнуться на пятую точку. Не давая противнику опомниться, Никита выскочил на площадку и, недолго думая, треснул его по макушке рукоятью ножа. Потом, одним рывком втащив обмякшее тело в своё логово, он снова запер дверь и, щёлкнув кнопкой фонарика, осветил добычу.
На полу, потеряв от удара сознание, лежала девушка. То, что это существо было женского пола, Никита определил только по длинным до плеч волосам и нежным округлым щекам, никогда не знавшим бритвы. Во всём остальном она практически ничем не отличалась от любого другого оборванца, некогда толпами бежавших из этих мест. Только руки, с длинными, изящными пальцами с ходу выдавали её принадлежность к женскому полу. Но обломанные, грязные ногти больше подходили бродяге, чем девушке.
Грязная, оборванная и, судя по запаху, давно не встречавшаяся с мылом и горячей водой. Задумчиво посмотрев на свою добычу, Никита взял с полки моток верёвки и, быстро связав её, выплеснул в лицо пригоршню воды, приводя в чувство. Застонав, девчонка открыла глаза и, страдальчески морщась, потянулась руками к голове. Только после этого она поняла, что связана.
Прищурив глаза, она попыталась рассмотреть того, кто её схватил, настороженно спросив:
– Ты кто такой?
– Я это я. А вот ты кто такая? И зачем в мой подвал полезла? – резко спросил Никита, продолжая рассматривать девчонку.
– Не знала, что здесь живёт кто-то. Думала, на ночёвку устроиться, – нехотя ответила пленница.
– Ну да, рассказывай. Зачем тогда дверь вскрыть пыталась? – не поверил ей Никита.
– Затем и пыталась, что дверь крепкая. За такой спрятаться можно.
– А от кого прятаться-то собралась? Здесь вроде посторонних не бывает, – насторожился бывший спецназовец.
– Люди говорят, что в этих местах какой-то зверь-людоед обитает. Видеть его никто не видел, но слухов всяких много ходит. Вот я и решила на всякий случай спрятаться. Как говорится, бережёного бог бережёт.
– …Сказала монашка, натягивая презерватив на свечку, – автоматически продолжил старую поговорку Никита, не зная, как реагировать на её слова про людоеда.
Не ожидавшая такого ответа девчонка тихо захихикала, сообразив, о чём шла речь. Потом, протянув ему связанные руки, добавила:
– Может, развяжешь меня. Если, конечно, не боишься.
Но Никита был непреклонен. Давно лишившись иллюзий по поводу человеческой природы, он отрицательно покачал головой, решительно ответив:
– Не надейся. Я эту берлогу не для того оборудовал, чтобы каждая бродяжка ограбить меня могла, на слабо взяв. Так и мне спокойнее, и ты умнее будешь. Сама сказала, бережёного бог бережёт.
Сообразив, что её раскусили, девчонка неопределённо пожала плечами и, бросив на парня лукавый взгляд, проворчала:
– Но ведь попробовать-то стоило.
– Одна попробовала и родила, – фыркнул в ответ Никита, продолжая размышлять, что делать с этой нежданной добычей.
– А ты давно здесь живёшь? – спросила девчонка, словно уже забыв, как получила по голове.
– Давно, – автоматически ответил Никита, тут же пожалев о своей глупости.
В том, что сморозил глупость, начав отвечать ей, он убедился уже через минуту. Вопросы посыпались из девчонки, как из рога изобилия. Сообразив, что, начав отвечать, он только ухудшит своё положение, Никита молчал, стоически дожидаясь, когда она закончит и замолчит. Наконец, дождавшись перерыва в её монологе, он испустил страдальческий вздох и, чуть склонив голову набок, спросил:
– Ты всегда так много говоришь?
– А чего, напрягает? – с интересом спросила она, растерянно улыбнувшись.
– Откровенно говоря, да. На нервы действует. Ты вообще откуда тут взялась?
– Пришла. В наших местах пришлые совсем озверели. Начали местных в фильтрационные лагеря сгонять, для использования на работах.
– На каких работах? – моментально насторожился Никита.
– А я знаю? – пожала плечами девчонка. – Делать мне больше нечего, как всякую ерунду выяснять. Начали ловить, значит надо
