послушно затопали к зданию общежития.
Добравшись до длинного приземистого здания, лейтенанты быстро расселились по комнатам и, переодевшись в полевую форму, отправились за очередным инструктажем. Нужно было узнать распорядок дня и время работы столовой. Но к их вящему удивлению, вместо расписания их встретил всё тот же гигант прапорщик. Одарив каждого из молодых людей долгим, мрачным взглядом, он приказал им строиться перед входом и, не дожидаясь вопросов, решительно направился к дверям.
Растерянно переглянувшись, офицеры не спеша вышли из здания и, кое-как разобравшись с построением, выжидающе уставились на прапорщика. Выразительно посмотрев на часы, он медленно прошёлся вдоль строя и, кровожадно усмехнувшись, сказал:
– Похоже, вы, кутята, ещё не поняли, в какой суп угодили. Ну, так чтоб понятнее стало, кросс, пятнадцать километров, а потом, для развлечения, полоса препятствий. Наша.
– Что, прямо сейчас? – дружно ахнули лейтенанты.
– Нет, после дождичка, в четверг, – фыркнул прапор.
– Мы же только что прибыли, – растерянно пролепетала одна из девушек.
– И что? По этому поводу на базе должны банкет объявить? Напра-а-во! Бегом, марш! – рявкнул громадный садист, и лейтенанты покорно затопали в указанном направлении.
Несясь рядом со строем, прапорщик громовым голосом подгонял молодёжь, заставляя их наращивать темп. Непривычные к таким нагрузкам лейтенанты начали сдаваться уже после десятого километра. Кое-как преодолев указанное расстояние, они выползли на полосу препятствий и со стонами повалились на траву.
– А кто команду отдыхать давал. Бегом, – тут же раздался голос прапорщика, и лейтенанты с ужасом уставились на то, что он называл полосой препятствий.
Такой кошмар они видели только в компьютерных играх. Понимая, что многие препятствия они видят впервые и не знают, как к ним подступиться, прапорщик презрительно усмехнулся и, поправив ремень, скомандовал:
– Значит так, кутята. Показываю только один раз. Смотреть и запоминать. Больше показов не будет, если кто ошибётся и шею себе свернёт, виноват сам будет.
С этими словами гигант запросто перемахнул трёхметровый ров и стремительно помчался к лабиринту, сваренному из металлических труб. Только теперь, внимательно наблюдая, как человек значительно старше них легко взбирается на пятиметровую стену и змеёй скользит под колючей проволокой, поняли, как трудно им придётся.
Промчавшись по полосе, прапорщик всё так же бегом вернулся на исходную позицию и, скептически оглядев потных и бледных лейтенантов, фыркнул:
– Все всё видели? Тогда по одному, вперёд.
Понимая, что просто так он от них не отстанет, ребята покорно отправились на полосу. В итоге, после долгих мучений, мата и даже слёз, оказавшись на другой стороне, они дружно повалились в траву, даже не пытаясь сделать вид, что с ними всё в порядке. Так и не присевший ни разу прапорщик, мрачно покачав головой, приказал им строиться и бегом повёл колонну обратно в общежитие.
Загнав новичков в столовую, он коротко объяснил им, где и что надо брать и куда потом ставить, и, забрав свой поднос, уселся в стороне, принявшись лихо уписывать гигантскую порцию, которую стоявшая на раздаче пожилая женщина навалила на его тарелку. Здесь их и нашёл полковник. Присев за стол, где сидел прапорщик, он тяжело опёрся локтями о столешницу и негромко спросил:
– Ну, что скажешь, Степаныч?
– А чего тут говорить? – мрачно переспросил здоровяк, прожевав очередной кусок жаркого. – Дохлые они. Честно говоря, смотреть противно было. На траву повалились и дышат как загнанные клячи. Наши-то покрепче были. После полосы на характере ещё трёшку пробежали, а эти до столовой еле ноги донесли. Мельчает народ.
– Те и вправду элитой были. Я их по всей стране собирал. В каждом училище только лучших по всем психофизическим показателям отбирал. А эти из трёх училищ, и то, которые сами захотели, – вздохнул Иевлев.
Вяло ковырявшие свои порции лейтенанты дружно навострили уши, уловив, что речь идёт о них. Впрочем, особо стараться им необходимости не было. Гулкий бас прапорщика звучал в столовой, как глас свыше. Услышав, как охарактеризовал их прапорщик, лейтенанты мрачно переглянулись, но, понимая, что спорить в данной ситуации глупо, промолчали. Связываться с человеком, легко проделавшим вместе с ними то, после чего они просто умирали, им совсем не хотелось.
Тем временем, осторожно почесав голую макушку толстым пальцем, прапорщик продолжил:
– Тут ведь дело, какое, Палыч. Эти кутята ещё в собственных конечностях путаются. Трое на стене зависли и чем за что хвататься, понять не могут. А нам их ещё в полную выкладку загружать. Так что могу сразу сказать, пока подкачаются, времени много пройдёт. В общем, так можешь начальству и передать.
– И это только по физической подготовке, – вздохнул полковник. – А у нас впереди ещё и спецуха. Сколько всё вместе займёт, как думаешь?
– Честно скажу, Палыч. Не знаю. Я за физуху отвечаю и тут могу точно сказать: полтора года отдай и не греши.
– Полтора?! Ну, это ты, старик, загнул. Кто ж нам столько времени даст, – растерянно протянул Иевлев.
– Быстрее не получится, Палыч. Начну форсировать, загоню их насмерть, – твёрдо ответил гигант, запуская вилку в очередной кусок мяса.
– Ладно, тогда на днях отправлюсь к начальству. Радовать, – удручённо вздохнул полковник.
– Неужели там получше ничего не было? – буркнул прапорщик с набитым ртом.
– Это лучшее из того, что было, – развёл руками Иевлев.
– Довели страну, – зарычал здоровяк, запросто складывая в пальцах стальную вилку пополам.
От его рыка испуганно втянули головы в плечи все находившиеся в столовой курсанты. Подавать голос и оспаривать всё выше сказанное никто из них так и не решился.
* * *
Привычно разобрав трофейные винтовки, Никита привёл их в негодность, изуродовав несколько деталей ударно-спускового механизма, и, бросив их в овраг, отправился в своё логово. С собой из всего добытого он прихватил только патроны и ножи. Уже начало светать, когда бывший спецназовец нырнул в подвал и, присев на топчан, приготовился к трансформации.
Ставшая уже привычной боль выгнула его дугой, заставив хрипло застонать, сжимая кулаки в бессильной ярости. Каждый раз, возвращаясь в своё нормальное состояние, он мечтал только о том, чтобы хотя бы на минуту встретить того профессора и оказаться с ним с глазу на глаз. В себя он пришёл, лёжа на мокром от пота одеяле. Свернувшись калачиком и обхватив голову руками, он даже не чувствовал ночной прохлады, пробиравшейся в подвал.
Подавив противную нутряную дрожь, он с трудом поднялся на ноги и, добредя до ведра с водой, заранее приготовленного для этого случая, принялся смывать с себя пот. Пробив кулаком тонкую корку льда, образовавшуюся за время его отсутствия, Никита сунул в ведро тряпку и, едва отжав её, медленно протёр грудь. Его кожа словно не чувствовала окружающей температуры. Даже не появилось гусиной кожи.
Отмывшись, Никита оделся и, снова улёгшись на топчан, закрыл глаза. С того момента, когда он вдруг понял, что больше совсем никому не нужен, его сознание словно погрузилось в какое-то странное
