– Паршивый Сорванец объявил о твоей смерти, повелитель, – сказал Бакхи, поправляя на мне сюртук. – Многим известие пришлось на руку: и врагам, и друзьям. Дюжина семейств прислала Сорванцу венки – значит, в их глазах ты покойник.
Да, что-то мне подсказывало, что господина Сандро Урию недолюбливала уймища народу. Как только появился шанс, его поспешили пустить в расход.
– Мы сбежали, похитив твое тело с погребального костра Лестницы Очищения, – проговорил Бакхи. – Тебя уже умастили маслами и переодели в саван. Мостафу убила стража, воины Абхая и сам Скорпион присягнули Паршивому Сорванцу, едва яд шшена свалил тебя. Но Глаз зрел на нас, и мы все-таки ушли от погони.
– Почему на Целлион? – я пытался сложить кусочки мозаики, совершенно не представляя, какой должна получиться картинка.
– Мы с Ситой надеялись, что король браминов сможет убедить скитающуюся душу вернуться обратно в тело.
Пол качнулся, я не устоял на ногах и неловко сел на кровать. Стены задрожали, за бортом что-то заныло, заскрипело… и сразу же неподалеку грянули бубны, завизжали дудки.
Бакхи указал клешней на дверь.
– Прошу, повелитель. На Целлионе нынче неспокойно. Орда хозяйничает в пустыне, птиценогие злы, как никогда раньше, но, слава Глазу, мы тут долго не задержимся. Вернемся домой следующим мироходом, и да окажутся на кольях головы дерзнувших покуситься на твою драгоценную жизнь!
Я кивнул, тяжело протопал к выходу из каюты. Возле двери оглянулся: кровать, балдахин, шелковые обои… Последняя тихая пристань, в которой мне довелось остановиться. Мое ближайшее будущее терялось за надвигающимся грозовым фронтом.
Я толкнул дверь.
У порога ждала Сита. При моем появлении она присела, выполняя какую-то нестандартную разновидность книксена. В коридоре толпились остальные пассажиры, тут же околачивались асуры в черных фраках и тюрбанах. Я так и не понял, какую именно функцию они выполняли на мироходе: были ли стюардами или все-таки матросами. По крайней мере, теперь они изволили обуться в сандалии. После инцидента на смотровой палубе я понял, что не переношу на дух эту черно-белую братию.
У выхода на палубу со шпангоутами нас поджидал посвященный. Был он все так же гол и скучен, как и во время первой встречи.
Бакхи обогнал меня и Ситу, подбежал к посвященному. Переминаясь с ноги на ногу, он принялся что-то втолковывать ему. Тот бесстрастно выслушал, затем коротко кивнул. Через мгновение рядом возник паренек из «черно-белых». Протянул посвященному никелированные клещи и бумажный пакет, а старику – тряпицу. Бакхи подал посвященному правую руку.
– Он что, с ума сошел? – от дикости происходящего у меня перехватило дыхание.
– Отец стар, – неопределенно ответила Сита. – Посвященный поднял для нас цену, потому что ему пришлось дважды использовать свой дар. А у нас так мало денег…
Посвященный откромсал моему верному слуге мизинец, положил обрубок в бумажный пакет, аккуратно свернул, а затем вручил пареньку в тюрбане. Тот поклонился и нырнул в толпу.
Бакхи, улыбаясь, подошел к нам с Ситой. Он прижимал окровавленную тряпицу к ране, в потускневших глазах стояли слезы.
– Старый дуралей! Неужели ты не мог попросить монету у своего повелителя? – бросил я с укором.
Бакхи снова недоуменно приоткрыл рот.
– Твой дом стал рассадником ахавитской заразы, и все монеты теперь в руках у верховной жрицы – Малати, чье второе имя – Псица! – прошамкал он. – Ты до сих пор не понял? Псица и Паршивый Сорванец сделали тебя нищим! А объявив мертвым – еще и бесправным!
– Хорошо, что хуже некуда! – ответил я, поглядывая, как кровь Бакхи капает с тряпицы на пол.
Старик и его дочь округлили глаза.
– Если они объявят тебя воскрешенным незаконно, то за твоей головой начнут охоту все истребители нечисти! – выпалил Бакхи. Потом подумал и добавил: – Но, полагаю, до этого не дойдет, повелитель. Они ведь не совсем звери, что-то человеческое в них должно было остаться.
Что тут сказать? Быть может, эта Псица, подложившая мужу в еду ядовитого паука, и не совсем плохой человек – чем боги не шутят? Быть может, Паршивый Сорванец, который отправил на костер живого отца, тоже не больше чем плохо воспитанный карапуз, все может быть в этом чокнутом пространстве. Но я бы не стал полагаться.
Однако, чтоб Бакхи не нервничал, я согласился:
– Нет, они не посмеют. Глаз зрит.
– Глаз зрит! – поддакнула Сита.
– Не посмеют, повелитель, – повторил Бакхи. – Нужна особая смелость, чтоб заигрывать с духами. У них таковой нет.
– И ладно, – я решил прекратить этот бессмысленный разговор. – Бакхи, займись багажом. У нас ведь есть багаж?.. А мы с Ситой выйдем наружу, понюхаем, чем пахнет здешний воздух.
– Слушаюсь! – Бакхи коротко поклонился и умчался выполнять приказ, отмечая свой путь кровавой капелью. Старый конь борозды не испортит! Скоро-скоро я отделаюсь от горе-спасителей. Сам выясню, что к чему. Если же останусь с этими двумя, то они утащат меня на дно местной Обители мертвых, и пикнуть не успею. Утащат со своими Паршивыми Сорванцами, Псицами и прочими семейными дрязгами, в которых я ни в зуб ногой и разбираться категорически не собираюсь. Я не намерен отвечать за поступки, совершенные неким Сандро Урией – рабовладельцем и тираном.
Я не просился в его шкуру.
…Мне не нужны были чьи-то пояснения, чтобы найти дорогу. Просто пристраивайся за очередной спиной, топай себе ножищами, считай шаги вдоль палуб и трапов. Верная Сита шла рядом, терлась плечом о мое плечо.
Я так и не понял, когда мы перешли из мирохода в терминал. Просто в какой-то момент обратил внимание, что мы все спускаемся по винтовой лестнице, и стены вокруг не металлические, а каменные.
Наконец, мы одолели изматывающий спуск и вышли в просторный павильон под высоченным сводом.
Мне сразу же предложили купить рабов: мальчика и девочку, братика и сестричку. Не успел я отогнать одного назойливого продавца, как на меня насел следующий. Тот бесцеремонно сунул мне под нос копченую тушку какого-то зверя и, цокая языком, принялся нахваливать ее вкусовые качества. Я снова повел плечом, продавца копченостями отпихнули назад, меня же стали упрашивать купить чудо-талисманы – фигурки, вырезанные из кости каких-то «изначальных». После того как я несколько раз громко объявил, что денег нет, и даже вывернул карманы сюртука для наглядности, от меня отстали. Благо, рядом шли люди, с которых можно было содрать монетку.
Людской поток вильнул в сторону, пропуская паланкин, который несли восемь рабов. По крайней мере, я решил, что эти не поднимающие глаз мускулистые парни – рабы. Я вообще быстро приспосабливаюсь к переменам – так нас тренировали. Поэтому мыслить новыми категориями было не тяжело. В конце концов, в каждом из нас сидит дикарь, угнетенный и подавленный общественной моралью и нормами, как головная боль – лекарством. Создай необходимые условия, и этот дикарь вылезет из темной пещеры подсознания и задаст всем жару.
