Утром многие заметили, как с севера стройными порядками подплывают дирижабли военно-морских сил — на выпуклых серебряных боках Молот Гнева и надпись «Имперский флот». Они пришли с островных баз, с Вейского побережья, и явились не затем, чтобы покрасоваться на торжествах в честь встречи Красного царя — один за другим дирижабли швартовались к причальным башням и высаживали морских пехотинцев.
Без перерыва мигали световые мачты, а у телеграфных станций появились патрули имперской гвардии. Носились неясные слухи, будто на станции, провода с которой идут в Делингу, была стычка синих жандармов с белой гвардией, стрельба и убийства. Туда вызывали пожарных — смывать кровь из брандспойтов, и фургоны мертвецких домов — вывозить убитых.
Иностранные посольства одну за другой слали депеши в свои государства, а посольские медиумы не снимали шлемов. Все ждали какого-нибудь заявления властей Двойной империи, но правительство хранило высокомерное молчание.
После литургии волнение достигло такой степени, что хозяева стали крест-накрест заклеивать оконные стекла бумажными полосками — так меньше риска, что домашних поранит осколками, когда начнется стрельба.
Лара объявила профессору Картерету свой позывной — Ласточка, — и в напряжении села под колпак. Жандарм пристегнул ее к креслу, поднес дозу гигаина, и учеба продолжилась. Сегодня профессор решил натаскать Лару на определение дистанции и направления.
Мерзкая вытяжка пьянь-травы жглась в желудке, но чувства от нее обострились, и Лара легко вышла в эфир, где блуждали все те же собеседники, что и вчера — Шельма, Ласка, Драгун и Лепесток.
— Шельма, привет! Это я, ты узнаешь меня?
— Конечно, детка. У меня память на голоса, не ошибаюсь.
— Я нашла себе имя, буду зваться Ласточкой.
— Тебе подходит, дочка.
Сосредоточившись, Лара вновь увидела Шельму — худая, болезненная, та сидела в шлеме, упершись локтями в стол.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Сегодня лучше. Спасибо. Об этом меня редко спрашивают…
— Ласточка, это здорово! Привет! — вмешалась Ласка. Лара отвела мысленный взгляд от Шельмы и постаралась увидеть Ласку.
Образ проступил перед глазами, словно выплыл навстречу из тумана, и у Лары сжалось сердце.
Эта девчонка была младше ее, вряд ли проходила посвящение. Губы Ласки улыбались, крылья носа вздрагивали, а выше ноздрей и слева до скулы лицо было грубым рубцом. Вместо глаз — уродливые щели. Ни бровей, ни ресниц.
— Привет. Я тебя вижу.
— Не надо.
— Хорошо, не буду.
— И я тебя вижу, — сказала Ласка после паузы.
— Это паяльная кислота, — вздохнула Шельма. — Надо следить за малыми детьми, вот что. Она тоже зрячий медиум. Теперь кормит всю семью.
— Не забывай указывать направление, — вмешался профессор. — Теперь запоминай — до Шельмы пятьсот миль. Видишь расстояние? Теперь скажи, сколько до Ласки.
— Можете болтать потише? — бросил с соседнего кресла Удавчик. — У меня много депеш, а эфир на столицу чудит, слова не проходят. Дайте мне отчитать все приказы, а после галдите.
Он был в форме, только без шляпы, и совсем не пристегнут. Похоже, ему больше доверяли, чем взбалмошной Безуминке.
— Занимайся своим делом, — сварливо ответил Картерет скрипучим голосом. — Здесь тебе не казарма, работай и помалкивай.
— Заткнись, ты, хрыч! — Удавчик щурился, улавливая чей-то голос, затем начал строчить скорописью по бумаге, лежавшей на краю пюпитра. — Э, Визи, хватай, и бегом во дворец — срочная для принца.
Жандарм-охранник схватил листок и выбежал из зала.
— Не обижайся, — попросила Лара Ласку. — Я не нарочно смотрела, так вышло.
— Ничего.
Она собралась перевести внимание на Лепестка, как вдруг услышала узко направленный голос. Лара сразу ощутила, что он идет по эфиру, как луч прожектора.
— Я обращаюсь к девушке, которая вчера передала сигнал для Огонька Хавера. Я поручик Крестовик из батальона двадцать два. От имени имперского правительства прошу вас — любым способом остановите вещание гигаиновой сети. Помогите нам избежать ненужных жертв. Пожалуйста, сохраните мою передачу в тайне.
В изумлении она повернулась к Удавчику и увидела, что Тикен так же удивленно таращится на нее.
«Он тоже слышит!»
Удавчик приоткрыл было рот, но Лара, из-за ремней не способная поднять руку, молча замотала головой: «Нет! Нет! Не говори ничего!»
Губы Тикена пошевелились, словно он без слов спрашивал: «Почему?»
Не отводя от него глаз, Лара прошептала, чтобы он вспомнил о клятве:
— Темные Звезды.
— Я слышу вас, — тотчас среагировал медиум на том конце эфира. — Я слышу ваш сигнал! Говорите! Вы можете говорить свободно?
— Нет, — выдохнула Лара.
— Держитесь. Заговор принца раскрыт, скоро наши части будут в Бургоне. Вы можете что-то сделать с сетью? Если ее не порвать, будут бои по всей стране.
— Нет. Да. Не знаю!
— Ласточка, с кем ты говоришь?.. — нахмурился профессор, наблюдая за приборами.
— Дьяволы небесные, — выдавил Удавчик, потирая лоб. — Ах ты, гром божий!..
— Тикен, что происходит? — повернулся Картерет к нему.
Набравшись смелости, Лара закричала, стараясь, чтобы ее голос расходился во все стороны:
— Слушайте меня и всем скажите! Не передавайте приказов отсюда! Просто молчите! Церес проиграл, ему не светит! Молчите, пожалуйста, а то начнется война! Шельма, скажи им, кто слышит! Ты же умираешь из-за принца, ты для него травишься! Ласка, и ты тоже!
— Замолчи, поганка! — завопил профессор и метнулся, чтобы включить заземление.
Какое-то мгновение Удавчик колебался, но затем выхватил револьвер и наставил на Картерета:
— Стой, ни с места!
— Тикен, ты очумел?! — замер старикан, выпучив глаза. — Ты на службе у принца, предатель!
— Дьяволу в зад вашу службу. Тронешь педаль — и ты покойник.
— Убей его! — обернулся профессор ко второму охраннику. Тот промедлил в растерянности, однако взялся за оружие.
