стране ежегодно умирали десятки тысяч детей. Маленьких таких. От грудничков до пяти лет доживал только каждый третий ребенок. Детская смертность в Российской империи была жутчайшая.
Здравоохранение в царской России находилось даже не в зачаточном состоянии. В таком же состоянии были начальное и профессиональное обучение, промышленность и социальная сфера. За сто лет все об этом забыли. Забыли, что означает слово «ликбез». Ликвидация безграмотности во всей Российской империи – вот что оно обозначает.
Забыли, что сделал с аграрной недоразвитой страной один-единственный человек всего за двадцать лет. Да, я о Сталине, если кто этого не понял.
Думаю, что если бы не было революции и последующих за ней кровавых событий, хозяина любого человека на просторах бывшей Российской империи звали бы Ганс, Фриц, Альфред или как-либо еще, и все мы прекрасно бы умели наматывать портянки и носить лапти, сделанные своими собственными руками.
У государства российского против сегодняшней Германии не было бы ни единого шанса. Прокатились бы механизированные группы вермахта до Москвы и Санкт-Петербурга за полтора-два месяца, и золотую осень немецкие солдаты встречали бы в теплых городах. Поэтому что выросло, то выросло, а наша сегодняшняя задача: и рыбку съесть, и противников своих в лужу посадить, и косточкой не подавиться, и как мы это сделаем, никого волновать в этом мире не должно.
Старший лейтенант Хватнеев Борис Сергеевич, тысяча девятьсот тринадцатого года рождения, русский, член ВЛКСМ, стоял на утоптанной сотнями ног поляне ни жив, ни мертв. Стоял в пока еще общем строю, но, похоже, что его очередь подойдет совсем скоро. Уже четвертого Борькиного приятеля выдернули из этого строя и по-быстрому разжаловали на одно звание. Начали с друга Бориса – капитана Алексея Щипачева, стал старшим лейтенантом, а закончат, похоже, им. Теперь уже без пяти минут лейтенантом Борисом Хватнеевым.
Вашу ж мать! Ни хрена себе сходили в соседнюю часть к связисточкам! А все Леха: «Давай сходим, да давай сходим! Я уже договорился! Никто и не заметит». Вот и сходили вшестером.
Никто и не заметил, потому что до связисток они не дошли – повязали их десантники, охраняющие этих самых связисток. Сначала, понятно, морды всем шестерым начистили, ну а потом притащили их на аэродром под светлые очи командира десантников и командира их летного учебного полка, разбуженных по такому неординарному поводу в неурочное время.
В этом учебном полку Борис с Лехой оказались как отличники боевой и политической подготовки. Служили они до этого в Белоруссии, под Минском, и не сказать, чтобы плохо служили. Экипажи у них были слетанные. Особых косяков за собой они не знали, и вызов пришел как снег на голову.
В один прекрасный день их вызвали к командиру их бомбардировочного полка и вручили предписание о переводе. Причем группу, состоящую из нескольких экипажей, сформировали прямо в полку, а затем сводная группа перелетела со своего аэродрома на этот… на эту… на это… сразу и не назовешь то, куда они приземлились.
Изначально это была, пожалуй, обычная лесная поляна недалеко от забытого всеми полустанка. Пожалуй, все дело именно в полустанке. Именно вокруг него вырос этот учебный центр, как назвал все это бригадный комиссар, что встретил экипажи после приземления.
Они давно уже летели над нескончаемыми лесами и редкими полями Белоруссии, а затем и Калининской области за самолетом командира эскадрильи в полнейшем неведении конечной точки маршрута, и вдруг, прямо посреди огромного леса, взлетели ракеты.
Это было неожиданно и необычно. Сделав круг, чтобы сориентироваться на месте, летчики с удивлением оглядывали землю – привычного всем аэродрома не было. Мелькнула только железнодорожная ветка, полуразвалившийся полустанок, несколько скособоченных домиков рядом с ним и неширокая, но длинная поляна, на которую предлагалось им сесть.
«Побьемся же!» – мелькнула у Борьки заполошная мыслишка – поляна не выглядела надежной. Но глаза боятся, а руки делают, и Борис направил свой самолет за самолетом Лехи.
На удивление поляна оказалась совсем не поляной, а специально сделанной из металлических листов взлетно-посадочной полосой.
Из металлических листов? Да ладно вам! Так не бывает! Они всей толпой специально потом сходили, глянули на такое чудо.
Позже они уже не обращали на эту полосу внимания – привыкли. Когда валишься от усталости на пыльную траву рядом с самолетом, тебе не до каких-либо диковинок – ноги бы дрожащие от напряжения вытянуть, хватая пересохшими губами струйку ледяной родниковой воды из поданной услужливым техником стеклянной фляги.
Приземлившись, Борис удивился в первый раз. Его самолет был моментально загнан в просторный капонир, выкопанный совсем недавно – земля была еще сырая. Впрочем, он ошибся в первый раз, и не он один. Здесь все было не так, как в Белоруссии. Природа совсем другая, болот много больше, а поляна эта вообще была бывшим заболоченным лугом, осушенным совсем недавно. Такое в этой местности было сплошь и рядом.
Заглушив двигатели, Борька вместе со своим штурманом Василием Максютой и стрелком Колей Осокиным выбрались из самолета. Встречали их незнакомые техники, но это было допустимо. Их технари остались под Минском, а здесь каждый самолет обслуживали не меньше пяти человек.
Разместили их недалеко от самолетов и не в землянках, а в больших армейских палатках, рассчитанных на двадцать человек. В каждой такой палатке размещалось четыре экипажа по три человека. Как оказалось, сделано это было специально – их экипажи учиться и тренироваться будут вместе, а если придется, то и воевать тоже.
Особо им рассиживаться не дали. Как только они разместились и пообедали, началось ознакомление с местностью по картам, инструктажи и беседы с комиссаром и особистом учебного полка. Ясности они не принесли, а только нагнали тумана – строгостей уж больно много.
Наутро начались полеты и учеба, но учили их совсем не тому, чего они ожидали. Их учили выживать, если их собьют над вражеской территорией, а десантники эти гоняли их по лесу и сильно били каждый раз, когда ловили. Как сказал лейтенант, который в одиночку отловил Борьку в первый раз: «Чтобы врагу не попадались».
…а вот и его очередь. Лейтенант авиации это звучит гордо. Особенно после старшего лейтенанта. Горькая пилюля для шестерых молодых пилотов и штурманов была подслащена обещанием восстановить их в звании после окончания обучения в учебном полку. А потом начались тренировки.
Оказывается, что весь предыдущий месяц были еще цветочки. Полеты, полеты, ночные, утренние, дневные. Два, три, четыре раза в сутки без перерыва на обед, ужин и сон. Даже политинформации в этом странном учебном полку не проводили.
