с облегчением, я подозвал официанта и принялся тыкать в меню, указывая, что хочу на ужин. В конце велел принести большую кружку тёмного пива.
Отложив меню в плотном кожаном переплёте, я стал смотреть на оркестр.
Вскоре мне принесли фаршированного грибами судака.
* * *
Цирюльника звали Луи, и он был весьма озадачен, когда я потребовал остричь и выкрасить волосы в чёрный цвет.
— Зачем?! — причитал Луи, повязывая на мою шею накидку. — Чёрный совсем не в моде! — он говорил с сильным акцентом, но вполне грамотно.
— Моя невеста, — вздохнул я, закатывая глаза. — Всё дело в ней. Подавай ей брюнета, и всё тут! А что не сделаешь ради любви?
Я уже успел поведать французу сочинённую историю про невесту, которая желала видеть своего жениха непременно черноволосым. Однако это не уменьшило его страданий. Луи уже в третий раз пытался меня отговорить. Он ловко спрыснул мои волосы водой и, вздыхая, начал расчёсывать волосы черепаховой щёткой. Ему ничего не оставалось, как взяться за ножницы. Против гласа любви все доводы рассудка бессильны — это Луи, видимо, знал по собственному опыту.
Через два часа, расплатившись с ним, я подошёл к зеркалу и придирчиво себя осмотрел. Теперь на меня глядел стриженый брюнет с тонкими чёрными усиками — приклеенными, но весьма искусно. Пузырёк с клеем и кисточка остались на трюмо. Издалека меня, пожалуй, было не узнать, а это как раз то, чего я добивался. Предстояло решить вопрос с портье. Спустившись в фойе, я подошёл к стойке. Портье сначала воззрился на меня вопросительно, затем слегка нахмурился, и вдруг его брови поползли вверх.
— Господин… Ласси? — проговорил он удивлённо.
Я приложил палец к губам и улыбнулся, давая понять, что шучу.
— Я здесь по делам определённого рода, — я выдержал многозначительную паузу. — Деликатного свойства.
Портье понимающе наклонил голову.
— Мне бы не хотелось, чтобы меня узнали… знакомые, — продолжал я, понизив голос. — Вот, пришлось принять меры.
— Вышло весьма хорошо, — дипломатично сказал портье. — Вам идёт.
— И всё же о моём прибытии могли узнать… наши общие знакомые, — сказал я. — Обо мне могут спрашивать.
Портье наклонил голову в другую сторону и выжидательно растянув губы в улыбке.
— Буду весьма благодарен, — я вытащил и положил на стойку банкноту. — И в дальнейшем тоже.
Деньги мгновенно исчезли, а портье улыбнулся куда шире.
— Понимаю, господин Ласси. Не извольте беспокоиться. Ни одна живая душа от меня ничего не узнает! — и он торжественно прикрыл глаза.
Я вернулся к себе в номер, отклеил усики, разделся и наполнил ванну.
Потом, ложась в постель, думал, что от мыслей не засну. Заснул. Снились чёрные с белыми пятнами крысы, рыскающие по гостиничному коридору: шуршали когтями по паркету, нюхали, водили усами и царапались в дверь, желая проникнуть в номер.
Утром я в образе брюнета спустился за свой столик в ресторане «Герцогини». Заказал слегка удивившемуся официанту круассаны с горячим шоколадом и обжаренные на английский манер (с одной стороны) тосты с маслом. Пока ждал, обратил внимание на двух господ, занимавших соседний столик. Один был в серой визитке, серых брюках, голубой жилетке с искрой и перламутровом галстуке. Он поглощал омлет, шевеля пышными подусниками. Его товарищ, толстый, гладко бритый, весь в чёрном, за исключением накрахмаленной сорочки, разглядывал кексы, посыпанные шоколадной крошкой. Минут пять я слушал, как они обсуждают политические новости. Ничего интересного. Обычные обывательские разговоры.
Появился официант и вместе с завтраком положил на край стола сложенную записочку. Ничего не сказал, только посмотрел многозначительно.
Я листок развернул под столом — оказалось, послание от портье. Торопливым угловатым почерком было написано всего несколько слов:
«Утром вами интересовались. Спрашивали, к кому ездила госпожа Рессенс. Я сказал, что этот постоялец уже съехал, а имён мы не даём. Сулили за помощь двадцать фунтов».
Последнюю фразу портье приписал с намёком. Мол, вот какого заработка лишился, верою и правдою вам служа, щедрый господин. Придётся компенсировать. Сложив записку, я спрятал её в карман жилетки. Надо расспросить портье, и за это, конечно, тоже заплатить — потому тот и был так краток, что рассчитывал заработать в приватной беседе.
Постелив на колени салфетку, я взялся за приборы. Похоже, предстоял интересный день. Возможно, даже опасный. Быстро покончив с завтраком, я направился к стойке портье. Тот меня ждал, потому что заметил издалека и поманил за собой в каморку неподалёку — благо, постояльцы были ещё в ресторане.
— Сегодня часов в восемь явился господин, весь в чёрном! — зачастил, поглядывая из-за приоткрытой двери в фойе, портье. — Интересовался, к кому и в какой номер приезжала госпожа Рессенс. Просил сообщить приметы съехавшего господина, я описал вас как лысеющего толстяка лет сорока пяти.
— И что, он поверил?
— Просил показать регистрационную книгу.
— Показали?
Портье развёл руками.
— Почему бы не показать? Но фамилию не вашу, а другого господина. Нашего прежнего постояльца, выехавшего ещё давеча.
Я подумал сначала, что жизнь неизвестного мне толстяка может оказаться в опасности, но тут же понял, что людей, убивших Лоузи, а теперь охотящихся на меня, интересует не сорокалетний «знакомый» госпожи Рессенс, а вполне определённый молодой человек, предусмотрительно превратившийся недавно в брюнета.
— Что ещё? — спросил я, извлекая на свет Божий банкноту.
— Обещал заплатить, если сообщу о вашем появлении, — вкрадчиво ответил портье.
— Сказал, что вернётся?
— Никак нет. Однако я отправил носильщика поглядеть, куда этот господин направится, и оказалось, что далеко он не ушёл. Сел в кафе напротив. Может, и до сих пор там.
Дежурит, — понял я. Отдал портье деньги.
— Продолжай в том же духе, любезный, — сказал прежде, чем выйти из каморки в фойе, — и не будешь обижен.
— Весьма благодарен, — портье угодливо поклонился.
Я прошёл за фикусами и пальмами в горшках так, чтобы с улицы меня было не видать, и пристроился возле большого окна в тени широких ядовито-зелёных листьев.
Объект сидел в кофейне возле окна и, не отрываясь, глядел на выход из гостиницы. Судя по всему, собирался провести так не один час, если понадобится. Я решил, что, раз этот человек способен вести слежку столь
