А Пастух так и остался у входа в гостиную. С пистолетом в руке. И Стрелок у окна — тоже с пистолетом. Один Слим, получается, без оружия, хотя вряд ли.
— Слушаю вас, — повторила.
— Мы с вашим другом и помощником, с Пастухом, никак помириться не можем. Стреляемся то и дело, видеть друг друга не хотим…
— Чего ж пришли тогда? — невежливо прервала его Марина. — Поворачивайтесь и — прощайте. И продолжайте не хотеть.
— Не вправе я… — куртуазно выразился Слим, чуть ли не пропел, неожиданно резко развернулся и выстрелил в Пастуха.
И попал. В грудь.
А ведь Пастух поймал его движение, ждал его и почти ушел от пули. Почти…
А боль в груди вспыхнула ярко и сильно, звенящей была боль, будто где-то под ребром сбоку включился будильник и звенел не переставая. И в те же крохотные секунды Марина ловко, как фокусник в цирке, ниоткуда вытащила явно Пастуховский «глок», заначенный на стуле под скатертью, и, не прицеливаясь, — потому что не умела! — выстрелила в стоящего перед ней гостя. И попала сразу куда-то, Пастух не видел — куда, он вообще-то за Мариной следил и краем глаза заметил, с каким ясным и немым удивлением смотрел на нее этот гость и медленно-медленно, как тесто, сползал по стене, и пистолет свой выронил, тот упал звонко и громко.
А Пастух, зажимая рукой дырку от пули под плечом, подскочил сначала к Марине, но она легонько придержала его, целая и вроде совсем невредимая, встала на колени перед лежащим гостем, поискала пульс, сказала испуганно:
— Эка я его. Мертвый совсем. В груди дырочка и — кровь… Меня, наверно, арестуют и посадят. А какой срок за убийство?.. — И, не дожидаясь ответа, встала, легко перешагнула через ноги убитого и пошла к телефону.
— Куда? — заорал Пастух. — Стоять смирно! Никаких звонков! Я сам позвоню куда надо!
Легко и почти без боли домчал до телефона, набрал номер, подождал, потом сказал в трубку:
— Пастух на связи. Здесь — огнестрел. Срочно! — И адрес назвал.
Положил трубку, сел на стул и сказал горестно:
— Четвертая дыра во мне. А все живу и живу… — И добавил веселее: — А Слим-то медленно стреляет… то есть стрелял… а ведь прямо в упор… Хорошо, что чуток опередил его…
А Марина всерьез ответила:
— Это правильно. Хорошие люди должны жить и жить. А вы хороший. И в общем-то умный. И везучий. Дырка-то, наверно, не страшная, да?
— Надеюсь, что да, — согласился. — Сейчас врачи приедут и будут пулю вынимать. А я буду орать. Стерпите?
— А почему здесь? Почему не в больницу? — удивилась.
— Потому что ранение неопасное. И боюсь я больниц.
— Тогда стерплю, — сказала Марина. — Я, к сожалению, пули доставать не умею. Водки вам налить?
— Стакан, — сказал Пастух.
Она принесла, он выпил залпом. Потряс головой.
Засмеялся счастливо:
— А все-таки мы всех победили.
— Блажен, кто верует, — сказала Марина проникновенно. — Усыновить мне вас, что ли?
— А и усыновите, — согласился Пастух. — Стану называть вас мамой, научу стрелять из пистолета. Будем на дело вместе ходить.
— И летать на вертолете, — добавила Марина. Помолчала. Сказала: — Да вы же человек непоседливый, одна нога здесь, другая невесть где. Ведь верно?
— Ведь верно, — согласился Пастух. — Но вся штука в том, что я всегда возвращаюсь. Запомните это, Марина. И даже если я однажды не вернусь, не спешите меня хоронить. Я все равно вернусь — в другой день, в другой месяц, в другой год. Но — обязательно. Привычка у меня такая…
