Весь вчерашний вечер и сегодняшний день Беркович провел в разъездах, решая разнообразные вопросы — пытался выяснить, куда делась дочь украинского летчика, не проговорился ли ликвидированный людьми Котельникова сосед, оказавшийся, по словам агента, тем самым вандалом, который изуродовал ночью крыло «Тойоты», не оставил ли Сербин каких-нибудь компрометирующих документов. Вся деятельность, собственно, сводилась к ежедневным встречам с Котельниковым и посещением его ресторана, но это, по крайней мере, позволяло держать руку на пульсе, в ожидании, когда прибудет основная ударная сила.
Руки и ноги Алана ныли от многочасового сидения за рулем но, ожидая встречи с легендарным Опоссумом, он не обращал внимания на усталость. Точнее, это Берковичу казалось, что он не обращает…
— Какая жалость, во всей Украине нет ни одного магазина «Маркс энд Спенсер», — раздался сзади ровный приглушенный голос. — Во всяком случае, я не нашел.
Алан вздрогнул, выброшенный из подкравшейся полудремы, и повернулся. Перед ним стоял коренастый широкоплечий мужчина с плотно сбитой фигурой боксера и невыразительным лицом. Несомненно, это и был тот самый человек, фотографию которого показала ему с монитора Люси.
— Зато говорят, здесь неподалеку есть салон по продаже «Майбах» и «Крайслеров», — от неожиданности Беркович едва смог припомнить дурацкий отзыв.
Они пожали друг другу руки, ладонь у пришельца оказалась широкая, сухая и в меру крепкая.
Алан не знал, как начать разговор. На языке у него вертелось: «Как долетели?», «Где устроились?», но пока Беркович напрягал мозги, пытаясь придумать вопрос более соответствующий ситуации, Опоссум взял инициативу на себя.
— Может быть, пройдем туда, где можно спокойно поговорить?
— Не желаете ли чего-нибудь выпить? — схватившись за предложение, как утопающий за спасательный круг, тоном доброго босса предложил Алан.
Опоссум все так же невозмутимо кивнул.
Они покинули лабиринт торговых кварталов и спустились по эскалатору в большой круглый зал, расположенный метрах в двадцати от поверхности земли. Там находилась сеть фаст-фудов с общими столиками, а за винтовой лестницей был устроен большой полутемный бар. Они заказали напитки, Алан — апельсиновый фреш, а Опоссум водку со льдом.
Уединились в дальнем углу на низком диванчике. Беркович, как того и требовала инструкция, занял место спиной к стене, напротив входа. Опоссум же проявил себя, как дилетант. Недовольно скривившись на табличку «No smoking», он окинул цепким взглядом зал, эскалатор и винтовую лестницу, но сел к выходу боком. Алан хотел было сделать ему замечание, но решил на первых порах не злоупотреблять своей властью.
Опоссум поднял высокий стакан в символическом тосте. Чокаться, похоже, он и не собирался. Алан, потянувшийся было фрешем, кивнул и отдернул руку.
— Зовите меня Айвен.
— Тогда для вас я Алан. Алан Джи Беркович.
— Не удивляйтесь, Алан, — Опоссум говорил негромко, довольно быстро, но очень четко выговаривая слова, почти без всяких эмоций. — Я не нарушил местную традицию. Просто у русских не принято чокаться безалкогольными напитками, не чокаются они и… на поминках. Теперь, пожалуйста, введите меня в курс дела.
Алан, всеми силами стараясь выглядеть солидно — то есть не размахивать руками и не склоняться конспирации ради через стол, шепча на ухо собеседнику — начал рассказывать обо всем, что произошло, начиная с того самого злополучного дня, когда умер Сербин.
Вечер вступал в права, и бар начал понемногу заполняться. Но все прибывающие посетители старались занять места подальше — постоянные нервические наклоны Берковича со стороны очень походили на поцелуи, и собеседников принимали за геев. Несмотря на то, что ценности западной демократии все глубже проникали во все слои украинского общества, в Киеве до сих пор брезгливо относились к представителям сексуальных меньшинств. Соседний столик заняли было парень и девушка, но Опоссум, продолжая слушать Берковича, слащаво улыбнулся и, незаметно для Алана, провел по его рукаву кончиками пальцев. Со стороны это выглядело как нежное поглаживание, и парочку как ветром сдуло…
Внимательно выслушав Берковича, Айвен чуть заметно поморщился и покачал головой.
— Вы поторопились, — вымолвил он все так же ровно и спокойно, с тенью легкой, почти отеческой укоризны. По крайней мере так показалось Берковичу. — Прежде чем организовывать устранение, следовало провести в домах квалифицированный обыск и форсированный допрос.
— Время работало против нас, и я принял решение не рисковать.
На самом деле, Алан был в ужасе от произошедшего. Убийство свидетеля организовали без его санкции по распоряжению Котельникова местные бандиты, у которых в этом деле были какие-то свои интересы, связанные с махинациями с недвижимостью и страховками. Ничего не оставалось, как ссылаться на непреодолимые обстоятельства, надеясь, что это выглядит не слишком беспомощно.
— Как бы то ни было, вы сильно усложнили задачу. Вот что, Алан, у меня есть дела здесь, в Киеве, поэтому сейчас мы расстанемся и встретимся в этом же баре, время я уточню. Отправимся… на местность, вы введете меня в курс дела и покажете район вероятного нахождения объекта, чтобы я мог спланировать следующие шаги.
Беркович важно кивнул, намекая этим жестом, что он в курсе всех дел и ничуть не удивлен новыми для него планами.
— Где вы остановились? — все же решился он задать начальнический вопрос.
— Это не имеет значения, — вежливо, но вполне однозначно отрезал Опоссум.
Алан обиженно засопел. Ничего, подумал он, в Русе мы эту вольницу быстро ликвидируем. Там-то я дам понять, кто к кому прикомандирован.
Перед тем как попрощаться, вопреки предыдущей мысли и намерениям показать, кто здесь начальник, Беркович решил немного польстить собеседнику.
— Вы говорите по-русски совсем без акцента и выглядите как настоящий русский…
— Вообще-то я и есть русский, — ответил Опоссум, сведя на нет тщательно продуманный Аланом комплимент.
Приезжий агент не стал уточнять, что его отец, выходец из питтсбургской русской диаспоры, где с начала двадцатого века хранили традиции исторической родины, воевал во Вьетнаме. В числе прочего — распылял над джунглями печально знаменитый «Оранж». Дефолиант, от которого четырнадцать процентов территории страны превратились в выжженную пустыню, а три миллиона местных жителей, в основном женщин, стариков и детей, погибли или стали генетическими уродами.
Самолет отца был сбит зенитной ракетой комплекса С-75, которую направил расчет, состоящий из русских «советников». Катапультировавшимся летчикам не рекомендовалось сдаваться в плен живьем, в случае, когда их «принимали» пострадавшие от «Оранжа», летчиков ждала воистину ужасная смерть — разъяренные вьетнамцы были особо изощрены в пытках. Будь прокляты косоглазые, хотя, глядя на фотографии пораженных детей, их можно было понять. Но, конечно, нельзя простить.
