разбрасываться... А я правильно понял, что кроме вас в городе больше никто ничего из себя не представляет?
— Правильно. — Юный командир ответил не без гордости. — Когда мы скорешились с медиками из военного института, все остальные или оружие сложили или по деревням разбежались. И часть в Кинель ушла.
— Там мы тоже скоро наведём порядок...
— Значит, помощи против жор просить не у кого...
— Мы же тебе так и говорим...
— И чё, прямо весь город вот так смирно хвост перед вами поджал? — Я продолжил, стараясь не обращать внимания на назойливый бас внутри головы. — Никто по хатам не лазит, магазины не выносит, на патрули ваши не нападает?
— Дык это ещё зимой всё обшарили. Остались кое-где, конечно, почти нетронутые жилые комплексы... Которые на отшибе совсем стоят или закрытые были. Их сейчас только мы обыскиваем. Остальным нельзя. Да и чем они будут нападать... Голым пузом на автоматы?
— О как... И чем же живут те, кому нельзя?
— Все, кто не хочет побираться и мародёрствовать, живут и работают рядом с нашей главной базой. Мы там с апреля огороды разводим на крышах. Воду с родников таскают. Дрова ещё... Работы всегда навалом.
— И всё это — за еду?
— Не только. — Андрей нахмурился, но продолжал стоять с гордо поднятой головой. — За защиту. За помощь от медиков. И мы ещё учимся и других учим, если хотят. Чтобы не дичать. Ты не думай, у нас рабов нет. В отличие от кинельских, кстати... Там те ещё отморозки собрались... А у нас — кто не хочет помогать — свободен сам выживать, как ему хочется. Только если такие анархисты пересекутся с нашим патрулём в рейде и попробуют как-то выпендриться — то, значит, сами себе злобные буратины.
— Что ж... Примерно так и Саратов тоже выживает... Монополия на насилие и совместный труд на общее благо... И у них там тоже осталась ещё одна недобитая банда. Которая, правда, уже на ладан дышит. В том числе и из-за вот этих... — Когда мы дошли до противоположного края крыши, я кивнул вниз на тёмные силуэты, бродящие вокруг здания по дворовой территории. — С жорами у вас, как я понял, серьёзных проблем до этого не было?
— Да у вас и сейчас ещё не было особых проблем... Всё только начинается, глупый маленький автоном...
В темноте угадывались не только тощие бродяги, но и сутулые прыгуны. В паре мест я заметил круглые очертания жирных блевунов. Плотность толпы была примерно такой же, как и у фасада. Часть существ по бокам от здания перелезала через забор к фасаду — в тех местах, где колючая проволока уже была порвана.
— Да не... — Андрей пожал плечами, осматривая толпу вместе со мной. Главное не жрать в открытую. И после еды через нос дышать. Все уже к ним привыкли.
— И ты привыкнешь...
— Пётр говорил, что ульи у вас всё-таки есть. Ни разу не пытались их зачищать?
— Ульи? А... — Пацан махнул рукой. — Да уж больно хлопотное это дело... Жечь пробовали, но на запах другие сбегаются, ещё больше. Патронов и взрывчатки на них не напасёшься... А в рукопашную... Да заманаешься в рукопашную! Это они сейчас уже человеческий облик почти потеряли... А тогда зимой. Пойди, порежь сотню другую своих бывших родителей и учителей... Как-то никто не горел желанием. Да старшины никого и не заставляли. Сами понимали. А потом ещё и трупы на всю округу воняют. Они же гниют быстрее людей. Пока ям для тел накопаешь — сам весь мертвечиной провоняешь так, что отстирать нереально.
— Старшины?
— Ну... Старшие по званию. У нас типа совет из пяти старшин. Каждый на своём районе сидит, командует и порядок обеспечивает. Вот Петёк, например, один из них. Он за Советский район отвечает. Ну, это вот эта вся промзона. Поэтому он ведёт дела с Фёдором и его братвой. А общие вопросы они все вместе решают, голосованием.
— Толково вы тут самоорганизовались...
— Бездарное неотвратимое угасание, не больше...
— Так это ещё со школы пошло. У нас такой совет раньше всякие ученические вопросы решал небольшие. С разрешения учителей и командиров. Ну а когда они все... Ну... Того... То вот так и решили выживать вместе дальше. У нас много с других городов пацанов, им идти некуда всё равно. Почти у всех отцы служили. У многих погибли. Таких в первую очередь зачисляли всегда.
— Что ж... Найдёте общий язык с саратовцами, значит. Но лучше бы вы мне сразу поверили, конечно.
— Это было невозможно, как ты не понимаешь... Вы все как куклы на ниточках. Делаете то, что нужно нам...
— Да кто ж знал! Давно вообще эти твари такие умные стали? — Андрей кивнул вниз на толпу.
Кажется, оттуда на нас смотрели в ответ. Словно ждут чего-то...
— Ждать осталось совсем недолго... Скоро вы все будете вместе с нами...
— Да может они всегда такие были, кто ж знает... По одиночке тупят, как и раньше. А вот как столпятся... Я думаю, что до поры на холоде этот их жорский вай-фай плохо работал. А как потеплело, так сразу организовались и научились действовать сообща гораздо ловчей, как насекомые. Те же тоже зимой в спячку впадают обычно. А весной... Эти твари даже за огнестрел взялись... Про царапины на вертолётах помнишь? Вон Пётр вернётся, может, расскажет побольше моего, как так получилось и как это всё работает. Если пацаны вскрыли телефон этого Михалыча...
— Михалыча?
Я прислушался к внутренним голосам. Молчишь? Что ж... Иногда молчание красноречивее тысячи слов, тухлятина ты ходячая...
—
