— Кстати, о буйных, — Борис вспомнил о чернявой. — Стольник их вроде бы в гладиаторы продавать собирался. Такие сделки тоже проходят через трес-базу?
— Нет, — мотнул головой Ухо. — Гладиаторов заказывал городской колизей, а с колизейскими мы работаем напрямую. Вот этих сдадим, — сержант кивнул на пленников, рассредоточенных по офисным ячейкам, — потом займемся буйными.
Наверное, «заниматься буйными» было приятно. Ухо аж потер руки от предвкушения.
— Свежие буйные — особый, штучный товар, — объяснил он. — Колизейские платят за него сразу, наличкой. Очень хорошо платят. Знаешь, сколько бабла в колизеях крутится?
Борис решил, что немало.
Верхние надстройки ставродарского колизея они увидели еще издали. Высокая изогнутая стена, состоящая из арочных сегментов, поднималась между многоэтажками, словно круговая эстакада.
Колизей был стилизован под классические древнеримские амфитеатры и занимал пару-тройку городских кварталов. Грандиозное сооружение, воздвигнутое на месте бывшего стадиона, способно было вместить десятки тысяч зрителей.
Со всех сторон колизей окружали парковки, торговые комплексы, ресторанчики, кафешки и развлекательные центры. К южному изгибу стены вплотную примыкал наполовину утопленный в землю ангар без окон и с массивными раздвижными воротами, столь же прочными, как ворота трес-базы.
Судя по всему, ангар являлся въездом в подземные ярусы колизейского комплекса. Именно туда и направлялась сейчас хэдхантерская колонна.
— Когда будем выходить, оружие оставить в машинах, — распорядился Ухо.
— Колизей — это тоже общественное место? — усмехнулся Борис.
Как гипермаркет…
— Конечно, — серьезно кивнул сержант. — И к тому же объект повышенной опасности.
— Из-за гладиаторов, что ли?
— Нет, Берест, все гладиаторы здесь под надежным присмотром. Дело в другом. В колизее такие страсти кипят и такие деньжищи на тотализаторы ставятся! В общем, если кто-нибудь пронесет ствол, зрители могут просто перестрелять, на хрен, и бойцов, и друг друга. Так что правила придумывали не дураки. Быть при оружии имеет право только колизейская охрана. И та к арене выходит только с нелеталкой.
Колонна остановилась у ворот ангара. Стольник, выйдя из командирского броневика, нажал неприметную кнопочку на стальной створке и несколько секунд переговаривался с кем-то по внутренней связи. Потом взводный вернулся на броню.
Ворота открывались словно нехотя. Со скрипом. Медленно-медленно. Но все же открылись. Машины одна за другой въехали внутрь. Встали на небольшой огороженной площадке. Массивные створки с лязгом сомкнулись за кормой последнего транспорта. Из люков полезли безоружные хэды.
На колизейской подземной стоянке было мрачно, неуютно и тревожно. Голый металл, голые стены, бетонный пол. Зияющие под потолком вентиляционные отверстия. Тусклый свет ламп в пыльных плафонах.
И — неподвижные человеческие фигуры у стен. Как тени… Черная форма. Легкие пластиковые каски с поднятыми прозрачными забралами. Бесстрастные лица. Автоматы хэдхантерского типа. Застывшие люди были похожи на роботов из какого-нибудь футуристического фильма.
Охрана, понял Борис. Колизейские…
Невеселое местечко. Да и с чего бы ему быть веселым-то? Этот ангар — начало тюрьмы, из которой не возвращаются.
Широкий въезд для машин резко сужался, уходил вниз и заканчивался невысокой аркой. Здесь тоже были надежные ворота, но уже гораздо меньше: ни тресовозка, ни БТР, ни разведывательный броневичок в такие не протиснется.
Видимо, настоящая граница ставродарского колизея проходит за этими воротцами. А ангар — это, скорее, логистический центр для приема живого товара.
Воротца медленно и беззвучно открылись. За воротцами был темный коридор.
Ну точно вход в царство мертвых. Борис поежился. Не желал бы он сейчас оказаться на месте тресов, продаваемых в гладиаторы.
Взгляд скользнул по тресовозкам. Чернявая!.. Блин, жалко все же девчонку! Но ничего не поделаешь, в его новой профессии жалость вообще излишнее и крайне вредное чувство.
Да и в конце концов, кто она ему, эта смазливая черноволосая дикарка?
Она ему была никто. Она была всего лишь добычей, которая хочет его смерти и которая обречена умереть сама.
Из низенькой арки вышел невысокий, склонный к полноте человек с дряблым лицом и большим мясистым носом. Это нездоровое лицо, а еще дорогой, ярко-оранжевый, цвета сочного, малость недоспевшего апельсина костюм — вот что сразу бросалось в глаза.
Видимо, большая шишка.
— Что за тип? — шепотом поинтересовался Борис у Уха.
— Хозяин колизея, — ответил сержант. Борису послышалось в его словах то, чего он не слышал раньше. Что-то похожее на страх. — Хозяин и организатор боев.
Значит, не большая. Очень большая, значит, шишка.
За апельсиновым, чуть подотстав, шли телохранители. Тоже в черном. Тоже в пластиковых касках. Однако эти униформисты, в отличие от тех, что выстроились вдоль стен, были без автоматов. Вместо стволов каждый держал длинную дубинку-электрошокер чудной конструкции. Рукоять прикрыта толстой резиновой гардой, дальше — оголенные контакты по всей длине. Из-за этих торчащих во все стороны металлических шипов шокеры напоминали палицы. Голыми руками такое оружие не перехватишь, не блокируешь, не выбьешь и не отобьешь.
Вблизи стало видно, что тусклый пластик присутствует не только на касках колизейских стражей. На черную форму тоже были нашиты внаслой плотные, но гибкие пластины. Нашивки делали одежду палиценосцев похожей на доспехи.
«Рыцари, мать их!» — с беспричинно возникшей вдруг неприязнью подумал Борис.
Пластик на костюмах и касках, наверное, не столько защищал колизейских от нападений гладиаторов, сколько предохранял их от неловкого обращения с электрической дубинкой. Разряд там, надо полагать, приличный, раз предусмотрены такие предосторожности.
Впрочем, что-то подсказывало Борису: владеет своими палицами охрана апельсинового мастерски, а защитные доспехи носит скорее во исполнение местного устава.
Стольник шагнул навстречу апельсиновому. Ни приветствий, ни рукопожатий, ни пустых словесных прелюдий не было. Хозяин колизея сразу перешел к делу.
Разговор был негромким, но могильная тишина, воцарившаяся вокруг, позволяла слышать каждое слово.
— Привезли товар? — Голос у апельсинового был гнусавый. Кривая брезгливая улыбка на толстых губах — неприятной.
— Доставили в лучшем виде, — ответил Стольник.
