Ознакомительная версия.
Парень вытащил мачете.
— Пойдет. Без замаха умеешь бить?
Он помотал головой.
А еще меня Рыбинском дразнят. Каличем. Это они рыбински и каличи, и вообще, Рыбинск — хороший город, хотя я там и не был.
Я отыскал лопату и закончил. С мрецами. Сначала с тем, что ползал. Затем с тем, что бродил. Кругами бродил, топор в башке торчал, приближаться было опасно, пришлось швыряться.
Повернулся к пацану.
— Ты кто? — спросил я.
— Она… — он снова плюхнулся на землю. — Она их всех утащила… Она утащила…
Он стал рассказывать.
Я не очень хорошо понимал, он бубнил что-то про памятник, сыпал названиями улиц и подземных станций, восклицал что-то, замолкал, затем вообще принялся плакать.
Нервный мальчишка. Никакой дисциплины. Но кое-что я понимал все-таки. История складывалась неприятная. И похожая. У них там тоже клан жил, взрослые, дети, все как полагается. Хорошее место, глубокое, спокойное, от Верхнего Метро далеко. Запасы старые сохранились еще, все очень здорово. Одним словом, Жили не тужили.
А потом у них завелась навка.
— Кто? — не понял я.
— Навка, йома, яга, — непонятно пояснил парень. — Не знаешь, что ли?
Я не знал.
— Она как человек совсем, только не человек На людей охотится. Подходит, разговаривает, смеется, а они за ней куда ей надо идут, что она там с ними делает дальше, не знает никто, только никто людей этих больше не видит. Завелась у нас тоже, но мы сразу не поняли…
Они сразу не поняли. Козы доиться перестали. И волновались, блеяли так жалобно-жалобно. Никто не подумал, что это из-за навки, думали, просто время, как всегда, меняется, зима раньше наступает. И вот однажды отправили коз пастись в трубу, с двумя пастухами, все как полагается, с утра. А к обеду никто и не вернулся. Взрослые пошли в трубу, а там никого. Вот тогда и поняли все. Собрались хорошенько и отправились ее убивать. Три дня назад. Дома остались только совсем маленькие, старуха одна и он, Шнырь. А сегодня он проснулся, и нет никого. А старуха смотрит только, ничего сказать не может…
И они говорят, что у нас в Рыбинске плохо! Да у нас там место отдыха! А они тут живут, как… Как не знаю где. Навки, мерзость какая, в сто раз кикиморы хуже.
И похоже на то, что случилось с Алисой. Так…
— Ты что тут разгуливаешь? — спросила из-за спины Алиса.
Я даже вздрогнул. А пацан этот подскочил и побледнел.
— Я… Я…
— Ты, — повторила Алиса злобно. — Ты… Что тут делаешь…
Уставилась. Смотрела, как одуревшая, будто не парень это мелкий, а снеговик оживший. Головой качала, как щен на солнце.
А пацан этот, наоборот, на меня косился. Всхлипывал, сопли, слезы.
— Ты почему тут ходишь? — спросила Алиса уже по-другому. — Ты почему один ходишь… Как тебя зовут?
Она улыбнулась. Так мило, по-домашнему.
— Ты, кажется… Как тебя зовут?
Алиса протянула руку, хотела погладить по голове.
Мальчишка отпрыгнул.
— Ты чего боишься? — Алиса принялась шарить по карманам. — У меня тут где-то ириска…
— Я не люблю ириски! — выкрикнул парень.
— Ты за нами следил? — сощурился я. — Ты?
— Да… но…
— Удрал, — Алиса достала пыльную конфету. — Удрал… Я тоже часто удирала… Ему тут нельзя, Дэв, он мелкий еще…
Протянула конфету.
— Я не люблю… Не люблю!
— Из дома нельзя сбегать, — сказала Алиса. — Нехорошо.
— Я не сбежал… — еле слышно прошептал парень. — Я…
— Та же история, — сказал я. — Что и у вас. Все погибли.
— Как? — прищурилась Алиса. — А ну, рассказывай.
Шнырь повторил всю историю. Со всхлипываниями, с заиканием, с растиранием соплей. Алиса слушала и хмурела.
— Как это вы коз в трубе пасли? — перебила она. — Интересно. Там же нельзя долго находиться.
— А козы любят, — ответил Шнырь. — И молоко только вкуснее становится и полезнее. И больше его…
— Да? Ну хорошо… Где, ты говоришь?
— Там, — указал парень. — Нет, там…
Он вертел головой, разглядывая одинаково неопрятные здания.
— Не знаю, — сказал он. — Запутался… Я все правильно шел, улицы считал, потом, совсем рядом тут на дохлятину выскочил, они за мной погнались.
— По солнцу умеешь определяться? — строго спросил я.
— Мы по улицам все время ходили…
— По каким?
Шнырь принялся тереть лоб, пытаясь припомнить.
— Ну? — требовательно сказала Алиса.
— Сейчас… Там же всегда таблички… О! Рубеля! Потом еще Левитана! И Сурикова… Вот, мы там всегда и были.
Я поглядел на Алису. Она помотала головой, видимо, улиц Рубеля и Левитана она не помнила.
— Москва большая, — сказал я. — Улиц много.
— Да-да, — подтвердил Шнырь, — Рубеля и Левитана, я оттуда бежал и бежал… Она их утащила, надо помочь, помогите, пожалуйста. Я вам отдам слезы, у нас много слез…
— Тихо! — прикрикнул я на Шныря. — Сиди спокойно. Поможем.
— Спасибо! А то я совсем один… У меня там сестренка…
— Цыц!
Шнырь замолк.
— Поговорить надо, — Алиса кивнула в сторону. — Отойдем.
— Будь здесь, — приказал я Шнырю. — Ни с места, понял?! Ни шагу! А то сам тебя прибью!
Пацан кивнул.
Мы отошли чуть. Пацан сидел, похожий на грязного весеннего воробья, разглядывал Папу, пытался гладить его через прутья клетки. Папа не урчал и не противился вообще, сидел спокойно.
— Уходить отсюда надо, — шепнула мне Алиса, когда мы отошли на расстояние.
— Как уходить? — не понял я. — А как же… Надо сходить, посмотреть…
— На что смотреть? Ты у нас не видел, что ли? — спросила она истерично.
— Но все-таки.
— Им не помочь, — сказала она негромко. — Это… Это хуже всего.
— Как это не помочь?
— Так. Это всегда так бывает. Навка… Это. Это оттуда.
Она кивнула на запад.
— Раньше не было, сейчас только. Да и то, думали, что это все сказки. Приходят, влезают в семью, совсем, как люди… Это пацан сказал, что она в трубе завелась, а она между ними завелась.
Я поморщился. Нет, все-таки Гомер прав был. Насчет тутошней жизни. Не жизнь тут. Уходить надо. Дорогу запомнил. Вернусь домой.
— Это так бывает, — рассказывала Алиса. — Кто-то исчезает, ненадолго, на пару дней. Возвращается, говорит, что заблудился. А через месяц люди начинают пропадать. Про трубы детям рассказывают, чтобы они без дела не болтались. Шнырь считает, что это женщина, а это и мужчиной может быть. Кем угодно. Если оно пришло, то все уже. Ты думаешь, почему козы перестали доиться?
— Помочь нельзя?
Алиса пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Ты же видел, что у нас было… Скорее всего, они уже все мертвы. Вот тебе и ответы, Дэв.
Ознакомительная версия.
