Ознакомительная версия.
— Дурак какой-то. Ты чего на своей праведности так помешан-то?
— Как это чего? Только праведник может низвергнуть зло, это же понятно. Праведники лучше бегают, метче стреляют, дыхание дольше задерживают. Ты же видела!
Алиса задумалась.
— Может, ты и прав, — сказала она. — Может. Стреляешь ты действительно неплохо. Прямо мастер огня, а не пацифист. Ты считаешь, что это из-за того, что ты не ругаешься?
— Из-за этого тоже, — заверил я. — Брань оскорбляет природу, и природа отвечает тем же. Вот руки и начинают трястись. Живи в чистоте…
— Жуй красноперок, знаю. Ты еще про прищепки свои расскажи.
— Это вериги, — поправил я. — Вериги тоже очень и очень.
— И как же именно? Вот ты там прищемляешь что-то. И как это тебе помогает.
— Само собой. К боли приучает. Потом здоровье улучшается…
— Ты стегаешь себя плеткой, и от этого у тебя улучшается здоровье?
Я кивнул.
— Тут все просто, — сказал я. — Организм тренируется выздоравливать, привыкает. И когда случается серьезная травма, то все проходит быстро. Хорошо еще вверх ногами висеть…
— Дальше не надо, — остановила Алиса. — Хватит. Я не могу висеть вверх ногами, не могу прокалывать себя иголками, ты уж сам. Тут километров пять еще — и вперед. К своим. У тебя там есть кто-нибудь, а? Братик?
Нет у меня братика. Мать не помню, отца убили, был Гомер — тоже погиб, Ной есть… Не знаю, остался ли там кто-нибудь. Старая Шура.
Я улыбнулся.
— Ладно, заведешь какую-нибудь шиншиллу, посмотришь, короче. Я тебе вот бы что советовала.
И тут я увидел, что по полю, по этому бугристому полю бежит кто-то. Далеко было, но увидел.
— Бежит кто-то… — сказал я.
Посмотрел в трубу.
Мальчишка — я сразу понял по шустрости. Мелкий. Удирает. Если бежит, то удирает. Из зарослей выскочили два мреца. Оба, как полагается, — оборванные, черные. Бежали, как они бегают, — страшно, длинными шагами, с еле заметными паузами, это всегда меня в них раздражало.
И третий выскочил.
— Ах ты…
Я тут же схватил карабин и принялся целиться. Мертвяки бежали неудобно. Сверху трудно попасть.
Расстояние изрядное. И ветерок. Поправки нужны.
Карабин привычно лег на локоть, я быстро прицелился и нажал на крючок.
Курок ударил по капсюлю.
Осечка.
Первая осечка. В моей жизни. Переставить капсюль — дело секунды, но рисковать нельзя — вторая осечка — слишком большая роскошь. И почему осечки?
— Я вниз! — крикнул я.
— Я с тобой…
— Лучше стреляй!
Я сунул Алисе карабин.
Бежать вниз гораздо опасней, чем подниматься вверх. Но я торопился. Перепрыгивал через ступени, старался не думать. Потом буду. Вот двадцать пять стукнет, если доживу, конечно, тогда и отдохну. Наберу учеников, буду их учить. Они у меня будут закапываться, а я на них прыгать стану и голодом морить.
Вниз уровни не считал, следил за тем, как медленно приближается земля.
Выскочил из дома. Осечка. Первая осечка. Все когда-то происходит в первый раз, почему сейчас?
Мальчишка уже сдыхал. Они тут, в Москве, слишком изнежены. Лазают по трубам, живут в подвалах, свиней ловят — нам бы так свиней ловить. Хорошо едят, мало двигаются. Думают, наверное, много. А надо меньше. Мысли рождают зло, первую мысль в голову вкладывает Владыка, а потом уж дьяволы начинают нашептывать — а может, лучше так, а может, лучше по-другому, а давай еще вот так попробуем. А праведность должна быть как рефлекс — только тогда она истинна.
И вообще, кто много думает — тот плохо бегает. Этот уже еле двигался. Хрипел. Мрецы догоняли.
Я никогда не бился с мертвецами вручную. Не было необходимости. У нас другая тактика. Если вдруг я натыкался на мреца случайно, в лесу или в поле, то действовал так — сразу начинал убегать. С хорошей скоростью, мрец хромал вслед, я отбегал метров на пятьдесят и стрелял ему в лоб и перезаряжал. Если преследовали двое, повторял. Как-то раз трое встретились. Пытались догнать меня в ольховнике.
Сейчас трое, а я без карабина, и этот бегун уже сдыхал.
Вообще все мрецы пропитаны трупным ядом, лучше от них держаться дальше. С ними вообще нельзя вступать ни в какую рукопашку, мертвяк сразу валит тебя на землю и начинает грызть и рвать. Только на расстоянии. Копьем.
Так учил Гомер.
Трое. Много. Значит, кладбище старое рядом. С грешниками. Ибо только грешник становится мрецом, потому что в нем столько грехов, что после смерти они, как сера, его сохраняют. Праведники гниют быстро, как все чистое и светлое, а грязь не гниет. Лежит себе и лежит, и постепенно возрождается, выкапывается и начинает поганить то тут, то там. И яду в них много. Много.
А мне было не страшно.
Мрецы догоняли. Мелкий запинался. До них оставалось метров сто, и я надеялся, что он продержится.
Но мелкий не продержался.
Я рванул навстречу. В голове ничего не было. Не думал. Не думал.
Кажется, на полпути я завопил, но, может, и нет.
Успел до парня первым. Оттолкнул в сторону, он покатился по траве. До первого мреца оставалось метров пять. Я выхватил топор.
Я хорошо метаю топор. С разных дистанций. В лесу учился. Конечно, попасть в брызжущего слюной мертвеца — это не совсем то, что попасть в спокойное мирное дерево. Но принцип тот же. Главное, рассчитать расстояние.
Количество переворотов.
Конечно, я не рассчитывал это расстояние. Никто бы не рассчитал в такой ситуации. Я просто почувствовал нужный момент.
Топор врубился в голову мреца с восхитительным треском, тот сразу остановился и двинул в сторону. Я вышиб ему мозг. Или то, что вместо мозга было.
До второго оставалось чуть, я выхватил секиру.
Ее я метать не умел, но времени все равно не оставалось, даже для замаха. Он прыгнул, растопырив лапы, в этой своей мрецкой манере — чтобы уронить и закусать.
Он прыгнул. Но я уже падал на спину. Чуть быстрее его. Мрец пролетел у меня над головой, я взмахнул секирой и перерубил ему колено.
Мрец упал, покатился, попробовал встать — не получилось. Пополз в сторону.
Оставался третий. Он чуть подотстал, поскольку был хромой. Теперь время для замаха у меня имелось. Выхватил лопату. Подпустил дохлятину на надлежащее расстояние и швырнул. В плоскости, чтобы снесло голову.
Все.
Услышал, Алиса орала сверху.
— Рыбинск! Давай их! Руби! Руби!
Мальчишка поднялся. Лет тринадцать, может, меньше, они тут по-другому совсем выглядят, моложе. Смотрел диким взглядом. Отходил. Радовался, что жив.
— Держись меня, — велел я. — Оружие есть?
Парень вытащил мачете.
— Пойдет. Без замаха умеешь бить?
Он помотал головой.
Ознакомительная версия.
