– Сергей и волк оказались в замкнутом от нас мире, они общались между собой и я уверен, что они забыли обо всем. Они оба причинили друг другу много страданий, оба чуть не погибли, оба чуть не сошли с ума. Они оба были больны. Потом они стали выздоравливать, они смогли понять друг друга. Их главной ошибкой было то, что они, по какой-то, неизвестной мне причине, не сочли нужным рассказать мне всё. Потом они узнали, что мы уничтожаем сейров. Это было шоком для них, они не думали, что мы так быстро сможем перевести войну из редких столкновений вблизи периметра к глобальному противостоянию.
– Господи! – прошептал Дэвид.
– Я уверен, Дэвид, что господа бога не было на этой планете с момента её создания. Это не место для бога. Здесь есть место только для таких тварей, как мы, – рот Адама искривился в гримасе боли, немного похожей на горькую усмешку.
– Так вот, – продолжил он, – мы нанесли удары. Волк увидел самый последний из них.
– И было уже слишком поздно, – прошептал Дэвид.
– Да, – кивнул Адам, – было уже слишком поздно. Это – типичная трагикомедия ошибок.
– Как ты можешь так говорить, Адам?! – со слезами на глазах посмотрел на него Джек. – Как ты можешь назвать этот кошмар трагикомедией?!
– Теперь я могу говорить так, как хочу, мальчик, – голос Адама был лишен каких бы то ни было интонаций, – теперь я могу называть вещи своими именами. Ведь это же очень смешно, – его улыбка напоминала оскал черепа, – нам говорят, что сейры – ужасные монстры и мы убиваем монстров. Потом оказывается, что это не монстры, а такие же, как мы, существа из плоти и крови, что у них есть такая же, как у нас, душа, что они так же, как и мы, способны страдать, любить, ненавидеть. Но и тут уже слишком поздно – они приходят к нам, чтобы отомстить. У нас нет никакой возможности объяснить им, что произошла ошибка, что наши поступки вызваны чем угодно – страхом, испугом, невежеством, но только не чувством здравого смысла. Мы не можем объяснить им, что мы поступили точно так же, как бесчисленные поколения людей поступали до нас – мы уничтожаем всё страшное и необычное, вместо того, чтобы спокойно разобраться в происходящем. Да я и уверен в том, что даже если бы мы смогли объяснить им всё, они всё равно бы не послушали нас.
Адам усмехнулся.
– Как сказал Майкл недавно – «Это не автобус. Тут не получится наступить на ногу, а потом извиниться». Мы не наступили им на ногу, мы убили их, без причины и повода, если не считать поводом то, что нас обманули и заставили поверить в их природную злобу и жестокость. Потом они приходят к нам, чтобы убить нас. И они убивают нас. Что нам делать дальше, а?
Адам, улыбаясь, смотрит на «беспилотчиков» и продолжает:
– Дальше мы сможем сделать только одно – убить их всех. Ради того, чтобы такие люди, как вы, мальчики, и ваши отцы, и матери не боялись за свою жизнь, жизнь своих близких и родных. Ради того, чтобы люди смогли в самом ближайшем будущем нормально жить, мы должны продолжать убивать, не обращая внимания ни на что. Мы должны продолжать убивать этих существ, в чем-то похожих на нас, а в чем-то и превосходящих нас. Мы должны продолжать считать их животными, чтобы не сойти с ума.
Они смотрели на Адама, а он, не обращая внимания на их умоляющие замолчать глаза, продолжал:
– Я завидую вам, мальчики, я завидую каждому колонисту, который не знает, какой же это ужас – отдавать приказы, из-за которых погибнут такие существа, как этот волк, который предпочел умереть, лишь бы не видеть всего этого, – Адам бессильно махнул рукой на мониторы управления дирижаблями.
– Вы не знаете, какое это сумасшествие – уничтожать этих волков, чтобы люди, там, в лесу, смогли встретиться с ними лицом к лицу, чтобы убить их всех и самим, скорее всего, погибнуть, не зная о том, что всё могло быть по-другому! Вы не знаете этого…
– Я знаю, Адам, – Фред Томпсон подошел к Адаму и положил руку ему на плечо.
– Прости меня, Фредди, – Адам не плакал, его глаза были сухими и голос не дрожал, но Фред знал, как рыдает внутри этого смертельно уставшего от всего человека его израненная душа, – прости меня, пожалуйста.
– Я прощаю тебя, Адам. И хочу сказать «спасибо» и за то, что ты не дал Роджеру узнать, что это такое.
– Простите меня, – прошептал Адам, закрывая глаза.
– Мне так жаль, Адам, – прошептал Джек.
– Не о чем жалеть, Джек. Всё уже сделано, надо просто довести дело до конца, – открыл глаза Фолз…
– База вызывает отряд! База вызывает отряд! – говорит Адам в микрофон рации.
– Слушаю тебя, Эйд!
– Мы отбомбились, Майк.
– Удачно?
– Более или менее. Жди гостей.
– Мы уже греем для них места.
– Держитесь. Скоро вернутся дирижабли, мы их дозаправим, подцепим новый груз и будем ждать вашей команды. Удачи!
– Спасибо. Конец связи.
Щелчок, шипение помех. Щелчок – питание выключено. Тишина…
Последние часы перед тем, как «Каспер-2» подлетал к границам внешнего периметра, Адам Фолз держался только на одной мысли. Он ничего уже больше не хотел: он не хотел говорить – слов уже не было, все слова были им уже сказаны, он не хотел думать или чего-то хотеть, кроме одной вещи: напиться. Он представлял себе, как всё заканчивается, как он входит в свою комнату и закрывает за собой дверь. Как сбрасывает с ног ботинки, достает из ящика бутылку и свинчивает металлический колпачок. Как жидкость, обманчиво похожая на крепкий чай, булькая, выливается в стакан. Как он подносит стакан ко рту, выдыхает и пьет огромными глотками, пьет, не разбирая вкуса, как будто бы теплую воду. Как наливает и снова пьет. Как свирепое тепло взрывается в его желудке, как немеют от спиртного губы. Как тепло возвращается по венам, согревая тело. Как расслабляются мышцы и напряжение уступает место успокоению, хотя бы на краткий миг.
Чтобы растянуть этот миг подольше, Адам представляет, как он снова наливает и пьет, пьет жадно, не обращая внимания, что коньяк стекает по его небритым щекам, не обращая внимания на голоса в собственной голове. Пьет, как пьют лекарство, пьет, чтобы в голове зашумело и этот шум вспугнул крепнущие голоса собственной совести. Пьет и пьет до тех пор, пока мысли не утонут в этом потопе. Пьет до тех пор, пока не спиртное не сделает свое дело, чтобы дать человеку заснуть и не видеть снов, которые, скорее всего, не отпустят его. Пьет, чтобы дать своему телу забыться, чтобы усталый от собственного бессилия и обреченности мозг отключился, как выключается свет. Хотя бы на несколько часов…
Полигон «беспилотчиков» ярко освещен светом мощных прожекторов. Из темноты опускается «Каспер-2» с зависшей под своим туго натянутым брюхом черной продолговатой коробкой с подведенными к ней проводами.
