лишь неуклюжесть и долгий отклик на команды. Изначально хотели подвешивать что-то вроде гамака внизу, под сиденьями, для перевозки груза, или дополнительных канистр с топливом. Но потом от задумки отказались, и дядя Саша доводил его до ума сам, со своими самолетными взглядами на проблемы. В итоге получился аэроплан, правда с ощутимым привкусом кукурузника.
Поднявшись повыше, я стал разворачиваться, мысленно ругая страдающих галлюцинациями умников. Если бы здесь на самом деле горело, мы бы это увидели. Но мы не видели, а значит ничего и не горело.
— Погоди! Вон там что-то чернеет!
Я закрутил головой, пытаясь понять где это — там?
— На три часа чёрное пятно. — подсказал Олег. В воздухе пальцем не покажешь, поэтому ориентироваться приходится так, по циферблату.
Присмотревшись, я действительно увидел что-то чёрное. Непонятно только, кусок выгоревшей степи, или яма какая-то. А может холм.
Медленно развернув аппарат, я добавил газу, и набирая высоту, снова задрал нос машины.
Мотор работал ровно и без напряга. Мощности снятого со скутера японского движка хватало за глаза, и при желании можно было развить приличную скорость. Ну а что, собран аппарат качественно, запас прочности приемлемый, главное чтобы ткань выдержала, а так самое то.
Пятно увеличивалось на глазах, и вскоре стало понятно что это большой кусок выгоревшей степи. Конкретнее сказать я не мог, бинокль был у Олега, и мне приходилось лишь щуриться, всматриваясь в неясные очертания.
— Там люди. — сообщил он. — Человек сорок, скачут куда-то.
Я пока никаких людей не видел, но принял к сведению, и близко подлетать не планировал. Издалека посмотрим, на всякий случай.
— Гонятся за кем-то... — продолжал информировать Олег.
Мне очень хотелось поглядеть в бинокль своими глазами, но его было не передать, поэтому приходилось довольствоваться тем что есть. И пока я видел лишь выгоревшую степь и ничего больше.
— Надо пониже спуститься, так заметят быстро. — предложил Олег, и я потянул рычаг на себя.
Высоко сидишь — далеко глядишь — это, конечно, правильно, но в нашем случае довольно опасно. Ладно если аборигены с луками, тогда ещё как-то, а вдруг у них ружья есть, или того хуже, автоматы? Много ли нашему «кораблику» надо? Одна очередь, меткое попадание, и всё, — тушите свет.
Спустившись метров до сорока, я добавил оборотов мотору, и вскоре тоже мог видеть пылящих вдалеке всадников. Деталей пока не разобрать, но Олегу в бинокль наверняка уже что-то видно.
— Не может быть... — словно прочитав мои мысли, воскликнул он.
— Чего там? — не дождавшись продолжения, спросил я.
— Да бред какой-то... Правь прямо на них, оружия не вижу, вроде, поближе посмотрим... — добавил он.
Чуть скорректировав курс, я слегка увеличил обороты, и снова задрал нос машины.
В том что нас заметили, не было никакого сомнения. Не услышать с такого расстояния мог бы только глухой. Мне даже показалось что преследователи хоть и продолжали погоню, но темп ощутимо сбавили. А уж когда под ухом грохнула автоматная очередь, — Олег шугнул, и вовсе осадили коней.
Не тормозил лишь одинокий всадник, напротив, нахлёстывая свою лошадку, он умудрялся махать нам рукой.
Пролетев чуть подальше, я убрал обороты, и подпрыгнув, мы покатились по выжженной солнцем траве. Что взлёт, что посадка, у тяжелого планера больше обычного, поэтому прежде чем остановиться, проехались мы прилично.
Дождавшись остановки, я, перекинув автомат на пузо, вылез из кресла, и развернулся к приближающемуся всаднику.
Первая мысль — быть не может! Я даже глаза протёр и ушипнулся. Но нет, со зрением порядок, а верхом на низкорослой лошадке сидит ни кто иной, как давно почивший, и тыщу раз оплаканный, Леонид.
Лохматый, бородатый, в лохмотьях, но без сомнения это был он.
Поравнявшись с нами, он слетел с лошади, и дико размахивая руками, закричал что надо скорее улетать. Олег же, разглядывая в бинокль отставших преследователей, заорал что они скачут в нашу сторону.
Не знаю как мы уместились, но когда планер оторвался от земли и очень медленно, но все-таки стал набирать высоту, я мысленно поблагодарил бога и дядю Сашу за такой основательный аппарат. Будь мы сейчас на любом из первых аэропланов, о том чтобы лететь втроём, не могло быть и речи. А тут летим, и неплохо так. Уже метров пять высоты, да и скорость приличная.
В воздухе, понятное дело не переговаривались, да и вообще не шевелились даже. А вот когда долетели до станицы и сели, тогда и напали на бедного Лёню с расспросами.
— Да я сам ничего не понял толком. Помню подстрелили меня, машину помню. Боль в боку. А потом вдруг раз, дышать пытаюсь, а не выходит, давит со всех сторон. Ну я рванулся, чувствую земля вокруг, и поддаётся. Поднатужился, руки-ноги растопырил, да и выскочил как чёрт из табакерки. Тык, мык, а бежать некуда, вокруг эти, аборигены местные. Разукрашенные все, песни поют и пляшут. Это я потом узнал что обряд воскрешения они так проводят, а поначалу понервничал, конечно. Одно дело когда кто-то, где-то оживает, и совсем другое, когда сам. Успокаивало только то, что скифы к подобным вещам относились совершенно спокойно, как будто для них это нормально. Помер вождь какой-нибудь, прикопали в кургане, песенку спели, сплясали, и он ожил. Единственно, не всегда такое срабатывает, видимо не только от обряда зависит, или не столько.
А вообще, встретили меня хоть и без особой радости, но убивать не стали. Долго решали что-то, но потихоньку успокоились, и даже на довольствие поставили. Потом холера какая-то у них началась, то ли от воды что-то, то ли просто от антисанитарии, только умирать скифы стали пачками, я даже считать устал. Что ни утро, так куча трупов. Они ещё интересно так, не хоронят и вообще тела не трогают, все кто может подняться самостоятельно, просто уходят на новое место и даже не оглядываются. Причём, не важно, женщин бросают, детей ли...
Я, поначалу, думал всё, заболею, но вроде пронесло. На меня даже странно поглядывать начали, там так, или иначе все переболели, а я хоть бы что. В общем, понял я, ещё немного и конец мне. Они вообще чужих не особенно привечают, а тут ещё холера эта...
— И что, долго ты там пробыл?
— Не знаю. Сперва считал,
