посмотрела на него Вероника, — что вы такое говорите?!
— А… к черту, — зашагал он прочь.
— Должность хранителя дев? — спросил я.
— Денис Евграфович — прокуратор вне дома, — посмотрела на меня Вандерляйн, и в ее глазах читался страх и обеспокоенность, — а внутри дома она отвечает за безопасность девушек. То, что стало с Тильдой — его ответственность.
— Проводи меня к ней, к Тильде.
Девушка не ответила, засомневалась.
— Вероника, — я взял ее за плечи, и рыженькая аж вздрогнула.
Красивые зеленые глаза девушки расширились. На смуглых щёчках появился румянец. Казалось, сквозь нежную ткань блузки и еще более нежную кожу девушки, я почувствовал, как участилось ее сердцебиение.
— Так нужно. Я понимаю, это не по правилам. Но разговор, возможно, спасет и других невест. Я смогу докопаться до истины. Смогу понять, что происходит. Я чувствую это. Ты же знаешь о малышке Сапфире?
Сглотнув, она кивнула.
— Есть шанс, что ее тоже можно будет пробудить. Но для этого я должен поговорить с Тильдой. Отведи меня, пожалуйста.
Вандерляйн, словно бы очнулась ото сна. Проморгалась и нахмурилась. Глубоко вздохнула.
* * *
В этот самый момент
Где-то в Екатеринодаре
— Александр, ты слишком сосредоточился на самом доме Фоминых. Хозяин говорил избегать их. А то, что ты устроил тогда, у замка Подлесье, это покушение на Орловского, это был вообще нонсенс! Хозяин до сих пор зол!
Александр фон Миллеров, облаченный в военную форму, глубоко затянулся сигаретой. Почувствовав легкое головокружение от терпкого дыма, щелчком отправил окурок в полет. Тот упал под ноги усатого мужика по имени Федор. Фон Миллеров знал, что Федор — гвардеец из личной охраны Сикорского. И приперся сюда, чтобы давать Миллерову указания. Но фон Миллерову было все равно.
На цокольном этаже небольшого магазинчика, расположенного как раз по пути следования кортежа, который скоро пройдет от аэропорта города к Гнезду, расположился немалый отряд из тридцати пяти человек.
Хозяин магазинчика, которому сначала предлагали сотрудничать на взаимовыгодных условиях и укрыть их за деньги, почему-то не согласился. Ну это сначала. Когда он увидел вооруженных бравых парней, то изменил мнение.
— Хочу напомнить, — выдохнул фон Миллеров последний дым, — что в том налете я потерял брата.
— Это твоя проблема, — нахмурился усатый, раздавив окурок носком ботинка, — тебе говорили не лезть на рожон. Орловский был тебе не по зубам.
Усатый был один. Фон Миллерову очень хотелось убить его. Однако стилет-проводник, висевший на ремне Федора, был сильным аргументом. А Миллеров не хотел терять людей. Слишком многим ему теперь нужно было отомстить. Но сначала он заберет девушку себе.
А потом Малиновский, который подставил их, направив на Орловского его банду, и Сикорский, чей человек пришел угрожать фон Миллерову, захлебнутся во сне. Но первым умрет Орловский. Уже должен был умереть. Александру не терпелось узнать о том, что она сделала с ним.
Миллеров никогда бы в жизни не подумал, что одна-единственная девчонка может быть таким сильным оружием. Его оружием.
— Ты сам виноват в смерти брата. Но что ты делаешь здесь?
— Убью снологов, которые прибудут сегодня вечером, — ответил Миллеров.
Усатый помолчал, пошевелил усами. Миллеров видел, как пульсирует жилка на лбу гвардейца. Усатому хотелось вспылить, наорать на него. Но десяток вооруженных молодцов, что расположились вокруг, на деревянных ящиках и стальных бочках складского помещения — это серьезный аргумент.
— Господин Сикорский велел не вступать в прямое противостояние с Фомиными, — проговорил он спокойно, — если вы немедленно не свернете свою операцию…
— Я делаю ровно то, что просил твой хозяин, — фон Миллеров встал с ящика, выпрямился, — порчу жизнь Фоминым, пока твой хозяин заметает свои следы на арене.
— Если ты ошибешься, — сузил глаза усатый, — между Фомиными и домом моего хозяина начнется война. Дуэльный конфликт никому не нужен. В них рода часто теряют свое имущество.
— Я достигаю поставленной задачи так, как считаю это нужным.
— Достигни иначе, — холодным тоном проговорил усач, — так как того требует господин Сикорский.
— Не указывай мне, что мне делать. Ты всего лишь гонец.
— Всего лишь? — глаза усатого злобно блеснули, — всего лишь? — Я дворянин. А ты — нет, Миллеров. И я советую тебе меня послушать. И быть умницей. Иначе, — он обернулся и пошел на выход, — господин Сикорский прихлопнет тебя. Помни об этом.
— Хорошо, — пожал плечами Александр, а потом извлек пистолет.
Хлопнуло. Эхо прокатилось по этажу. Усатый застыл на месте с крохотной ранкой в затылке. Из нее сочилась струйка крови. Вот только лица у него больше не было. Пуля, пройдя навылет, превратила его в ошмётки.
Усатый рухнул на бетонный пол, как мешок с картошкой.
— Уберите этот мусор, — кивнул на него пистолетом фон Миллеров, — с этой минуты Миллеровы больше не служат, а преследуют только свои интересы. Только в этом, в восстановлении своего дома, есть честь.
* * *
— Игнат? — округлила Тильда единственный глаз.
Мира же не сказала ничего, а просто бросилась мне на шею, крепко обняла.
— Паша, — зашептала она мне на ухо, — ты пришел, чтобы помочь? То, что твориться — ужасно! Никто ничего не понимает! — Голос драконицы был обеспокоенным
— Спокойно, — ответил я, — да, я хочу помочь.
Мы встретились в большой богато убранной спальне Тильды Фоминой. Тильда полулежала в постели, опершись на большие подушки. Половина лица и глаз хранительницы были перебинтованы свежей повязкой. Девушка удивленно смотрела на меня.
Вокруг нее, с окровавленными повязками в руках, хлопотала уже знакомая полная лекарка в черно-белом. Она как-то занервничала, когда в комнате появился я.
— Ухаживаешь за госпожой? — я отнял драконицу от груди, заглянул в глаза.
— Угу, — она опустила взгляд, — госпоже Тильде плохо сейчас. С ней кто-то должен остаться. Все очень заняты кризисом, который переживает сейчас дом.
— Мне нужно поговорить с ней.
— Можно мне остаться? — Мира заглянула мне в глаза снизу вверх.
— Можно.
Драконица кивнула, сопроводила меня к кровати, и я сел на рядом стоящий табурет. Она устроилась на краю кровати. Тихая и старающаяся быть незаметной лекарка вышла за дверь.
— Вам что-то нужно? — Покраснела Тильда, и я понял, что ей немного неловко, что я вижу ее такой.
— Простите за столь ранний визит, — серьезно сказал
