Голубое небо крошится, и живая тьма прорывается внутрь. Не могу её остановить…
– Что же ты стоишь, Таня… Заходи!
Голос. Его голос.
Снова слышу своё сердце. Маленький испуганный комочек оживает.
Захлопнуть дверь и бежать!
Вместо этого я вхожу в комнату. Бежать бессмысленно.
– Думала, мы больше не увидимся… – Неужели это я говорю?
– Мы слишком крепко связаны, Таня.
Все интонации – прежние. Но человеческого в нём осталось совсем немного. Наверное, последние живые крохи умерли там, в подвале у Слепня. А ещё я чувствую Силу. Куда более могущественную, чем раньше… Да, это уже не он. Только видимость. Словно высохшая оболочка жука, застрявшая в паутине.
В руке у меня «стечкин», но стрелять я не пытаюсь. Пули – это лишь кусочки металла. Такие медленные и такие бесполезные…
– Как вы нас нашли?
Короткий смешок в ответ:
– Неужели ты надеялась спрятаться?
Он сидит посреди комнаты. Уверенный, спокойный. В неярком свете морщинки прочерчены на лице, будто трещинки на цельном куске камня.
Грэя здесь нет. А Чингиз? Он-то у себя? Хотя… чем бы они помогли?
Никто мне не поможет…
Чужая огромная фигура нависла над муравейником. Муравьи суетятся. Но на самом деле – ничего не изменят.
Я говорю единственное, что остаётся. И слова складываются во фразы, сами собой, будто помимо моей воли. Просто колебания воздуха. Такие же бесполезные, как пистолет в моей руке.
– Михалыч… Я не дамся живой.
– Серьёзно? – Опять смешок. – Ты ведь умная девочка. По крайней мере казалась такой.
Он чуть наклоняется вперёд, так что я хорошо вижу его внимательные глаза:
– Ради чего, Таня?
– Тебе трудно понять…
– Хочешь сказать, я – нелюдь поганая? – он иронически щурится и знакомым жестом приглаживает короткий ёжик седых волос. – Только ты упустила одну маленькую деталь. Кто ты сама?
– Я…
– Разве обычная, пускай и самая везучая, девчушка выжила бы на твоём месте? Эти американские придурки извели на тебя кучу боеприпасов, угробили вертолёт. И что толку? – Он улыбается: – Чтобы завалить дело, поручи его людям. Ты давно уже не человек, Таня. Не надо бояться правды.
– Правда в том, что вы – зло…
– Опять пустые слова. Неужели тебе нравится, когда тебя используют? Словно марионетку. Сначала американец, теперь эти… – Он сокрушённо качает головой: – Как можно быть такой наивной. Неужели после «Матрикса» до тебя не дошло? – Старик встаёт и делает несколько шагов взад-вперёд по комнате: – Называем по порядку. Удачливый уголовник, возомнивший себя Штирлицем. Прожжённый циник, любитель копаться в чужих мозгах. Инфантильный переросток, для которого почти нет разницы между реальностью и вирт-игрушкой. Это твои борцы и герои, Таня? Подставляющие тебя на каждом шагу. За них ты готова умереть?
Он продолжает говорить, расхаживая по комнате. Уверенно извлекает мои полуосознанные страхи и опасения – то, о чём не хотелось думать, что спрятано в самых потаённых закоулках… Он будто оплетает меня коконом, и невидимые нити с каждым витком перечёркивают мою память и волю.
– Страна, народ… Да начхать им на это! Они играют в Сопротивление, Таня. Так же, как другие играют в «Вар-крафт» и «Дум». Только в этой игре вместо нарисованных фигурок – живые люди, которых посылают на смерть!
Я почти чувствую холодные прочные нити. Не на коже… Где-то внутри меня. Нити вращаются. Всё быстрее. Сливаясь в тёмную воронку, куда меня неотвратимо затягивает. Всё глубже, всё темнее…
Пальцы судорожно хватаются за косяк. Нет, это меня не удержит. Душно, почему так душно… Рву ворот камуфляжной куртки… Почему в комнате так темно?
Старик говорит. И каждое слово с пронзительной ясностью отдаётся у меня в голове. А лампочка над кроватью тлеет всё слабее. Будто слова Михалыча впитывают свет.
– Они ничуть не лучше «охранки», Таня. Не лучше Рыжего. Это – оборотные стороны одной медали. Часть одной и той же системы.
– Нет…
– Они живут нынешним хаосом. Разве в нормальной стране Чингиз имел бы такие доходы? Разве станет он что-то менять? Половина тульского правительства имеет процент с его бизнеса.
Комната давно погрузилась во мрак. Только фигура Старика отчётливо различима, будто светится изнутри. И глаза… Его глаза заглядывают внутрь. Они смотрят со дна той воронки, куда я падаю.
– Чингизу плевать на людей, Таня. Люди – только материал. С его доходов можно было бы накормить в Москве всех голодных, дать тёплый кров всем бездомным. Вместо этого он строит резиденции, он ездит на новеньких «иномарках», он тратит миллионы на дорогостоящее развлечение – игру в «подполье».
– Чем вы лучше? – отчаянно пытаюсь затормозить падение.
– Лучше. Мы с тобой – лучше. Мы способны уничтожить хаос. Человеку, обычному человеку, надо так мало. И никогда, во все времена, ему этого не давали. Мы дадим. Ты ведь стремишься к этому не меньше меня, Таня. Ты мечтала об этом. Счастливые люди на светлых улицах, надежда и любовь в сердце…
– Американцы не позволят…
– Разве им не хочется счастья? Обычные люди везде одинаковы. А врагов мы уничтожим. Продажные правительства, уголовники… Ничего не будет. Только единое человечество. Без границ, без страха и лжи. Без боли.
Дно воронки совсем близко. Со дна веет холодом. Или мне кажется?… Он говорит правду, я знаю. Надо согласиться. Расслабиться и упасть…
– Нет!
Не слышу собственного крика. Будто тьма пружинит, не пропуская слова наружу.
– Зачем бороться… – мерно гудит в ушах. – Счастье для всех – ты сама этого хотела, Таня.
Я должна его остановить. Я могу остановить. Нащупать отростки паутины и рвануть… Я ведь умею.
Чувствую Силу. Но не вижу, ничего не вижу, кроме его пристальных, немигающих глаз… Я не сдамся!
Будто молния вспыхивает внутри. И я понимаю, что перестала падать! Тьма вокруг начинает сереть.
– Ты устала, Таня… – голос звучит глуше.
Я знаю, откуда его Сила! Из моей слабости, из моего страха. Да ведь его нет здесь! В комнате – только призрак, проекция кошмаров. Они дотянулись до моих снов и вошли внутрь, как через врата. И они бы ничего не смогли, если бы я не поддалась.
– Сгинь, тварь. – Страх почти исчез, лишь ненависть теплится жгучим осадком.
В комнате уже совсем светло. Лампочка кажется ослепительной. Только чёрная тень у моих ног. Тень Старика. Разве призраки отбрасывают тени?
Он вдруг поднимает руку. В руке пистолет. Чёрный зрачок ствола вспыхивает красным огоньком. И кусочек металла летит в мою сторону. Пуля. Настоящая.
