Диана Удовиченко - Эффект искажения

Ознакомительная версия.

— Рассказывай, — потребовал Харитонов, усаживаясь за стол и кивая на диван.

Сергей рассказал. Все, с самого начала. Говорил медленно, останавливаясь на мельчайших подробностях, не торопясь, стараясь не упустить ни одной детали. Николай Григорьевич слушал внимательно, иногда что-то переспрашивал, уточнял. Его взгляд, сделавшийся рассеянным, был устремлен на компьютерный монитор. Время от времени Харитонов щелкал мышью, что-то выводил на экран, читал, кивал, соглашаясь то ли с прочитанным, то ли с рассказом гостя, то ли вообще со своими мыслями. Всякий раз, когда речь заходила об убитых девушках, Николай Григорьевич невольно принимался тереть шрам на лице.

— Вроде бы все…

Сергей замолчал и перевел дыхание. Рассказ получился длинным и утомительным. Но — странное дело — не получив ни сочувствия, ни совета, ни помощи, он уже чувствовал, как полегчало на душе. Оказывается, это очень важно — возможность поделиться с человеком, который верит каждому твоему слову. Не косится подозрительно, не крутит пальцем у виска, не пытается переубедить, не говорит: "Парень, да у тебя глюки!" Сергей понял, что испытывал Харитонов, которого все вокруг считали сумасшедшим.

— Да мы и вправду не совсем того… — проговорил Николай Григорьевич, словно подслушав мысли собеседника. — Кто с ними столкнулся, тот уже абсолютно нормальным не будет. Еще поэтому нам надо вместе держаться. — Он встал, прошелся по комнате, остановился напротив Сергея. — Ты уж извини, я сверил твой рассказ с информацией, которую на тебя собрал. Может, я еще не полностью сумасшедший, но параноик точно.

— Ничего, я понимаю, — Сергей горько усмехнулся.

Харитонов тихо сказал:

— А пойдем на кухню. Выпьем, помянем девчонок наших…

— Я же за рулем.

— Беседа нам, Серега, предстоит долгая, — крякнул Николай Григорьевич. — Много нужно обсудить. Так что лучше тебе здесь заночевать. Ну, а говорить о некоторых вещах всухую сложно…

На кухне было чисто и неуютно, как в операционной. Поблескивал в свете ламп белый кафель, стояли, выстроившись по ранжиру, электроприборы, которыми, чувствовалось, никто не пользовался. В углу серебристым айсбергом высился огромный холодильник. Распахнув его, Харитонов принялся вынимать из просторного нутра нехитрую закуску: колбасную нарезку, консервы, черный хлеб. Крупно напластал соленое, в розоватых прожилках сало, зачерпнул из миски пятерней квашеную капусту, вывалил в тарелку, щедро полил постным маслом. Увенчав стол запотевшей бутылкой, достал из буфета рюмки. Разлил водку:

— Не чокаясь. Помянем Алису твою. И моих — Таню с Юлечкой…

Выпили. Николай Степанович занюхал коркой хлеба, немного посидел, собираясь с мыслями, потом проговорил:

— Смотрю, ты оглядываешься. Думаешь, откуда, мол, у мента в отставке такой домина? Видать, хорошо брал, пока служил… Угадал?

Сергей уклончиво пожал плечами.

— Угадал… — хозяин снова разлил водку. — Взял я, Серега. Не буду врать. Когда с семьей моей случилось, тогда и взял. А надо было раньше. Может, тогда Танюша с Юлечкой живы бы остались. — Он резко опрокинул рюмку в рот, не морщась, проглотил, захрустел капустой. — История эта давняя. С девяностых тянулась. Ну, ты еще тогда малой был, откуда тебе знать… А я уже служил…

Он говорил тяжело, рублеными фразами, натужно выталкивая слова, словно преодолевая в себе какой-то барьер. Сергей молчал, боясь сбить его с мысли.

— Первую жертву хорошо помню. Поздней осенью дело было. В Покровском парке нашли парня. Обескровленный. Пацан совсем, лет шестнадцати. По осмотру места происшествия видно было: гоняли мальчишку, прежде чем убить. Кусты поломаны, следы на земле. Ну, завели дело. Не нашли никого, конечно. Пацан нормальный был, из обычной семьи. Вечером ушел к приятелю и не вернулся. Родители под утро всполошились. Они его и нашли…

Харитонов вытащил из кармана пачку "Мальборо", протянул Сергею. Тот покачал головой.

— Не куришь? Молодец. А я подымлю. Мне себя уже беречь не для кого… — и, жадно затянувшись, продолжил: — Через месяц та же картина. Только в другом парке. Женщина лет тридцати. Красивая. И снова: следы каблуков на земле, разорванная одежда — сквозь кусты продиралась. Опять обескровленная. Потом еще, еще… В разных районах. Женщины, подростки, дети… И главное, не наркоманы, не алкаши, не бомжи какие-нибудь. И раз в месяц, как по расписанию.

Николай Григорьевич замолчал, с силой вдавил окурок в пепельницу.

— Дела объединили? — спросил Сергей.

— Да куда там! Кому оно надо было? Девяностые, мать их… Бандитские разборки, передел территории и бизнеса. Предпринимателей отстреливают, депутатов отстреливают, бандитов отстреливают. Прокуроров с ментами — и тех отстреливают. И никто никого поймать не может, да и не хочет. И потом, ни один отдел не хотел такого счастья: несколько десятков трупов на себя повесить. В общем, глухари и висяки.

— Следствие по некоторым из них вы вели?

— Я, — поморщился Харитонов. — Меня даже на ковер не таскали: всем плевать было. Ну, а потом вдруг комиссия из Москвы, начальство клич кинуло: повысить раскрываемость, особенно по тяжким. Тут новое убийство, опять в Покровском парке. Девушка. И что ты думаешь: быстренько нашли преступника. Спал тут же неподалеку на лавочке. Обычный парень вроде. Возвращался с гулянки, перебрал и прилег. На него все и решили повесить. А парень в несознанку. Не убивал, мол, и все тут. Рыдает, клянется… На допросе рассказал: видел, как за той девчонкой женщина по парку гонялась. Красивая, говорит, как в кино. А когда девушку поймала, враз в зверя перекинулась и стала кровь у нее из шеи пить.

— Поверили? — усмехнулся Сергей.

— Да кто ж в такое поверит? Отправили на психиатрическую. Признали вменяемым. А потом он вдруг показания изменил, во всем признался — мол, убивать люблю, и баста. Только все это было шито белыми нитками. На следственных экспериментах ничего толком не пояснил, в показаниях путался. Не верил я, что он убийца. И глаза у него были такие… испуганные, жалобные, как будто защиты просил, но не надеялся. Все молился в КПЗ. Ни слова не перекрестившись…

— Знакомо, — процедил Сергей, вспоминая бомжа. — До суда хоть дожил?

— Нет. Ночью в КПЗ откусил себе язык и собственной кровью захлебнулся.

— Убийства не прекратились, — Сергей не спрашивал, скорее, утверждал.

Однако услышал не то, что ожидал.

— Прекратились, — протянул Николай Григорьевич. — И я начал думать, что ошибся, что парень этот и был маньяком. Хрен их разберет, психов! Только вот взгляд его загнанный мне иногда вспоминался.

Он потянул сигарету из пачки. Молчал, сосредоточенно курил.

Ознакомительная версия.