Хьюберт, придя в себя, с трудом сглотнул. Он не понимал, почему именно сейчас, спустя столько лет, ему удалось вспомнить все это. Скорее всего, потому, что нынешняя ситуация имела некую схожесть, а мозг, пытаясь сохранить своему хозяину остатки его жизни, выдал, записанные в глубине подсознания, навыки самообороны.
Вооружившись всего лишь бытовым, маленьким, диодным фонариком и, всегда носимым с собой, раскладным ножом, явно превышающим допустимые нормы лицензии, Хьюберт открыл входную дверь квартиры, любезно предоставленной ему от компании, на которую он работал, и, отправившись на выручку, покинул уютное помещение.
* * *
— Я уверен, Хьюберт не заставит нас долго ждать. Он один из тех, кто числится в моем списке доверия на высоком счету.
Голос Дункана стал столь же ледяным, как и температура на высоте десять тысяч километров — в экзосфере.
— Как бы ему самому помощь не понадобилась!..
— Нет! Подобное исключено! Он наш главный козырь. Если паук его… — Батлер не закончил. — Без него мы лишимся возможности — в ближайшие часы — умертвить членистоногого монстра, а из этого всего следует, что у насекомого появляется большой шанс покончить с нами. Как и где он это может сделать, уже обсуждалось.
Все вышесказанное, Блоу хорошо слышал. И еще лучше понимал значение самих слов, все они прозвучали так, словно были приправлены пряным привкусом неуверенности.
— Батлер, даже если твой план — с отвлечением паука, сорвется, мы все равно должны бороться до конца.
— Конечно, будем и, в конце концов, погибнем. — Дункан с трудом справлялся с эмоциями. — Быть съеденными заживо — вот наш удел! Я еще не очень хорошо въехал в твой план — с наживкой, Батлер, но он мне почему-то уже заранее не нравится. Правильно я понял, этот Хьюберт будет выступать в качестве наживки? Лично я не собираюсь подставлять свою филейную часть под бритвенно-острые паучьи бивни.
Батлер резонировал хладнокровно и спокойно:
— Не переживай! Ни тебе, ни нам с Грэгом не придется подставляться под удар насекомого. Хьюберт умный и хитрый черт, он знает, как нужно действовать, чтобы сбить соперника с толку и даже завести его в тупик. Мысль, позвать его на выручку — это как откровение. Мы просто не можем не воспользоваться представившимся шансом.
— Может завести соперника в тупик?.. — в вопросительной форме повторил ученый слова военного. — Вот, что я об этом думаю. Как бы он сам себя не загнал в этот тупик…
— Я снова повторяю тебе, Скот, и не устану повторять. Хьюберт ответственный человек, он самый первый, из всей нашей команды, почуял опасность. Я уверен в нем…
Молчаливый Блоу посмотрел на отставного командира. Он вновь распознал, распространяющуюся на версту, слышимую амплитуду неуверенности в голосе сильного мужчины.
Но, может, это ему просто показалось.
«Без сомнения, есть вероятность ошибаться в некоторых вещах, — задумчиво рассуждал Грэг. — Вот только эта — ненаркотическая галлюцинация может случаться лишь единожды. Куда более правдоподобней слышится то, что можно воспринять, как словесное дежавю».
— Когда явится Хьюберт, и если ему посчастливится увести паука подальше, — весьма решительно излагал Батлер. — С вашего разрешения, я бы хотел в одиночку отправиться туда, где мы утеряли огнестрел. Если ничего не выйдет, нет надобности и вам тоже погибать. В любом случае, никто не будет вспоминать о нас, как о героях. У вас двоих, в отличие от меня, есть перспективное будущее. А значит, у вас есть право иметь шанс остаться в живых.
По выражению лица Дункана можно было легко определить, что тот, в свою очередь, был совершенно не против намерения, изъявленного отставным военным. Раз человек решил застолбить за собой место на кладбище, нельзя вмешиваться, иначе ненамеренно можно стать его потенциальным соседом в последнем пристанище.
Не самая блестящая твоя идея, Батлер! — Голос Грэга прозвучал необычно глухо. — Я пойду с тобой, кто-то же должен прикрывать тебе тыл.
Возросшее, положительное настроение Дункана живо упало на нулевую отметку. Мимолетная радость от невмешательства с его стороны — мгновенно оборвалась. Кончики его губ медленно стаяли вниз, и на физиономии ученого нарисовалось старое доброе уныние.
— Тебе, нет нужды идти с нами, Скот, — видя его броскую печаль, промолвил все понимающий Блоу. — Твое дело — наука, а не сражение.
Батлер бережно похлопал по плечу ученого.
— И я тоже так думаю.
Скот бесстрашно выпрямился, будто готовый сию секунду выдержать сокрушительный удар.
— Вы просто пытаетесь меня утешить. Не думайте, что я трус! Больше всего в жизни я беспокоюсь за своих детей. Представление того, как будут выглядеть их лица после ужасного известия о моей кончине, доставляет мне невыносимую боль.
Блоу, взглянув на Батлера, отрывисто кивнул. Передав союзнику зашифрованный, не понятный для того сигнал, он отвернулся и отошел в сторону. Задумчиво сев на бортик, Грэг подвергался риску свалиться вниз и преждевременно, угадив в жвала паука, распрощаться с жизнью. По его виду можно было сказать, что на его сердце камнем свалилась холодная тяжесть грусти, и об этом он не хотел говорить. Слова ученого напомнили ему о собственном смысле жизни — родной, любимой жене.
Он обещал ей — всегда быть рядом…
Обычно, интересующие Батлера вопросы надолго не задерживались в его голове, и вскоре он уже допытывался у ученого, отведенного в сторонку, откуда взялась столь яркая депрессия, обуявшая бывалого проводника. Несмотря на очередную возможность изменения намерений относительно будущего маневра: Батлер мог попытаться отговорить Блоу от совместной операции «антихищник» — Дункан все же поведал ему причину грусти Грэга.
После откровения ученого, непробиваемый «железный мужчина» заглянул в скромную кладовку, давно забытых, собственных эмоций. Затем обратил взор на соратника, неизменно прибывающего в томительном расстройстве, и произнес слова, адресуя их исключительно для уха Дункана:
— Я все равно собирался пойти один, и он меня плохо знает, если думал иначе.
Скот нерешительно улыбнулся.
— Он тебя совсем не знает… — Его взгляд скользнул к проводнику. — Честно говоря, мы с ним тоже чужие, лишь однажды как-то встречались.
Батлер был краток:
— М-да!..
Грэг, неосмысленно, указательным и большим пальцами одной руки массировал нервно пульсирующие от усталости виски.
— Можно спросить? — неожиданно произнес он. — Вы там, случаем, не обо мне разговариваете?
Неожиданно на лице Дункана появилось, так хорошо знакомое Батлеру, выражение мистической задумчивости.
