Не успею убежать от этой ящерицы. Ну и не надо.
Пасую Агаркину, чуть скосив. Но парень отлично чувствует мяч и смещается точно в место попадания. Ловит и спринтует к разметке двадцати аршинов. И преодолевает. А дальше его валит догнавшая последняя линия. Но ничего-ничего, розыгрыш удался, мы продвинулись по полю, и у нас обновились три попытки нападения.
Возвращаемся на позиции. Проходящая мимо, грузинка смущенно улыбается.
- Ты рвешь мои шаблоны, - быстро шепчет Дарико, теребя косу. – Атаман-штурмовик! Такого еще я никогда не видела.
- Лучше этим тактическим приемом не злоупотреблять, - усмехаюсь. – Действеннее будет.
Я снова возвращаюсь в конверт атамана. Нашими двумя подряд прорывами ватага чуть воодушевилась. Но только вот дальше всё ее воодушевление гаснет. Я пасую Дарико, ловкий Кайман умудряется свалить ее и поймать мяч хвостом у самой земли. Передача Медузе-каменюге, а когда к ней, по уже пройденному сценарию, подбирается Истислав, она вертит головой и не находит ничего лучше, чем пасовать снова вперед крокодилу.
Э, не понял. А почему игру не останавливают?
- Судья! – тут же ору я, потому что свистка так и не дождался. – Нарушение! Два паса вперед за один розыгрыш!
- Не было, - отвечает ставленник «Замка». – Продолжаем игру.
Не увидел что ли? Кричу – сдержанно, без эмоций, только по причине большой отдаленности от судьи:
- Я всё же настаиваю, что нарушение состоялось, - и, плюнув на период, подбегаю к судье.
Он хмуро смотрит на меня:
- Вы не тренер, чтобы заявлять о нарушении. Вы игрок. Где ваш тренер?
- Я и есть тренер, - отвечаю. – А еще штурмовик.
- Вы играете в конверте, - замечает он.
- Да, потому что также я – атаман, - и уточняю. - Временный атман. Только сегодня.
У судьи происходит когнитивный диссонанс.
- Дурдом какой-то, а не Грон, - вздыхает он. – Я не видел нарушения.
- Оно было, - с нажимом повторяю. - Спросите у своих помощников.
- Каждый отвечает за свой участок поля и смотрит только за ним, - объясняет он. - Хорошо. Если второй тренер подтвердит нарушение, зачту.
Мы вместе с судьей удаляемся в техническую зону противника. За нами тихо увязывается Медуза. Ну как тихо. Грохочет позади как камнепад.
Тренерша «ястребов» смотрит на нас без удивления. Значит, заметила нарушение и готова к разборкам.
- Вы тренер ватаги? – судья строго спрашивает женщину. – Представьтесь, пожалуйста.
- Лидия Семеновна Воробушек, - отвечает сударыня.
- Лидия Семеновна, молодой сударь утверждает, что я пропустил только что два подряд паса вперед вашими игроками. Вы видели нарушение?
Тренерша колеблется, бросив на меня уничтожающий взгляд. Но всё же отвечает честно:
- Да, второй пас, правда, состоялся.
Умница. Честные противники нынче большая редкость.
Но взгляд ее напарывается на подошедшую Медузу и она, сглотнув, говорит:
- Я забираю свои слова обратно. Не было паса, - как-то поникнув, говорит тренерша. Лицо женщины покрывается красно-белыми пятнами, зрачки расширяются, как у олененка, выскочившего из кустов навстречу охотнику с ружьем.
- Так был или не был? – раздражается судья.
Ну уже понятно.
- Я же сказала! Не было второго паса! – истерит женщина и стремительным шагом покидает наш кружок по интересам. По одному интересу точнее.
Смотрю на Медузу, но с таким же эффектом можно переглядываться с памятником, облюбованным голубями. Только на лице каменюги не голубиный помет, а крошки земли.
- Ты заставил меня есть землю. - Голос у каменюги без тембра и интонаций. Да и никакой не голос это, а протяжный гул ветра в пещере. - У тебя есть девушка?
- Прости, что? - немного теряюсь.
Новый стон ветра:
- Ты - сильный. Девушка. Подумай.
Разворачивается и уходит.
Хочется хлопнуть себя по лицу. Эта каменюга пришла меня пикапить, а тренерша решила что ей велят солгать. Бред? Жизнь Фалгора Феникса.
- Значит, не было паса, - решает судья, глянув на Медузу. - Идите на поле, игрок.
Матч продолжается на прерванном моменте. Но Медузе далеко не удается продвинуться. Истислав не причем. Просто кончается второй период. Пятнадцать минут перерыва.
- Все внутрь, - киваю на здание клуба.
Запираемся с ватагой в женской раздевалке. Тут всё же запах приятней, чем в мужской.
Я оглядываю ребят. Все подавлены и морально разбиты. Симону подлечили, но в глаза мне не смотрит, будто чувствуя за собой вину.
- Всё против вас, - говорю я. – Противники-мясники, зрители, даже судьи, даже само поле. Это прессинг. Вас давят и давят, скатывают ваши тела в блины. Вбивают вас в землю, «фениксы». – Ребята поднимают головы. – Ага, вы не ослышались. К черту обоссанных «змеев»! – Алеся от шока прикрывает ладошкой рот, но глазки блеснули. Как у всех. - Мы больше не будем ползать, мы воспарим и сожжем этих отморозков. Отныне мы – «золотые фениксы».
- Но…нам не победить, Сеня, - вздыхает флангист Еремей. – Ты сам
