совсем плох. Ему бы в диспенсер или показаться Целителю. — Так вот, надо узнать, к кому приезжала Рессенс. Портье я не верю. Его могли купить, могли очаровать, ему могли пригрозить — да что угодно!
— С какой стати ей селить этого красавчика в «Герцогине»? — спросил деловой. — Её братец не так давно приказал пристрелить его и утопить в канале.
— И бумаги уже были бы у нас в руках, — недовольно заметил гнусавый. — А теперь Рессенс — наш последний шанс. Если она приезжала не к нему, нам останется только сдаться.
Похоже, подобная перспектива никого не устраивала, потому что за перегородкой воцарилась тишина.
— Слишком много денег потрачено, — сказал, наконец, деловой. — Нам не простят.
— Да, это серьёзные люди, — нехотя согласился хриплый. — Они решат, что мы их попросту надули.
— Это конец! — раздался нервный смешок. — Конец, господа!
— Сэ ля ката, — проговорил туберкулёзник. — Придётся забыть про Баден-Баден.
Видимо, он имел в виду, что там находятся лучшие в Гегемонии клиники по лёгочным заболеваниям.
— Да, катастрофа, — мрачно согласился деловой. — Однако… я не верю, что Ласси мог уехать. У него не хватило бы денег на билет.
— На гостиницу тоже, — добавил хриплый.
— Значит, — сказал деловой, — он должен быть где-то здесь. Надо искать в трущобах.
— Нет, в «Герцогине», — упрямо возразил туберкулёзный. — Судите сами: Рессенс вернулась откуда-то с багажом и спутником, которого ещё надо прояснить. Потом сразу же отправилась в местную гостиницу. И никто не желает сказать, с кем она встречалась. Что за тайны? Для чего?
— Мало ли, — отозвался гнусавый. — Может быть, просто очередной пациент.
— Но про фон Раскуль мы узнали совсем легко, — встрял деловой. — Никто не предпринимал никаких мер для секретности. Возможно, Натан прав. Надо взяться за «Герцогиню» всерьез.
— Предлагаю обработать портье, — сказал деловой.
— Я! Дайте мне. Я заставлю его. Всё, как на духу!
— Не убить, а выспросить, — строго проговорил туберкулёзный. Похоже, он у них за главного. — Потом, конечно, придётся убрать.
Нервный фыркнул.
— Всегда! Работаю чисто.
— На том и порешим, — сказал больной. — Вечером вы, шер ами, займётесь этим несговорчивым портье. Грегори и я останемся следить за домом Рессенс на случай, если брат с сестрой решат куда-нибудь поехать порознь.
— Да они никогда почти вместе не ездят, — вставил хриплый.
— Тем более.
— А мне что делать? — поинтересовался деловой.
— Сними в «Герцогине» номер.
— Да там меньше, чем за три дня не берут! — спокойный голос вдруг перестал быть спокойным. — Деньги где взять?!
— Рьен, это я решу, — уверенно успокоил туберкулёзный.
Слушая разговор, я обратил внимание, что в ресторане постепенно собирается народ: не прошло и четверти часа, как все столики оказались заняты.
Голоса за перегородкой смолкли, и ничего не оставалось, кроме как приняться за странное блюдо, которое поставил перед ним кельнер: кажется, основным ингредиентом в нём были грибы, перец и чеснок.
Вдруг из-за пыльных тёмных занавесок начали появляться музыканты в плохо сидящих фраках и несвежих манишках. Они молча рассаживались на принесённых с собой раскладных стульях, доставали ноты и укладывали их на пюпитры.
Когда шуршание, скрип и ёрзанье прекратились, на маленькую тёмную сцену вышла певица в голубом платье и сдвинутой набок шляпке. Я удивился: во-первых, обычно подобные выступления происходили по вечерам, а во-вторых, я вообще не думал, что в заведениях вроде этого поют.
Женщину приветствовали бурными аплодисментами. Хлопали, как старой знакомой. Певица с достоинством поклонилась публике, вышла вперёд, выпрямилась, глядя куда-то поверх голов. Овации стихли, в зале воцарилась напряжённая тишина. Все лица были обращены к маленькой некрасивой женщине с серыми волосами и светлыми, слегка прищуренными глазами. Она подняла руку, провела ею по воздуху и запела неожиданно чистым и глубоким голосом.
Её слушали внимательно, многие с одобрительными улыбками. Когда она закончила, зал разразился аплодисментами. Женщина поклонилась с достоинством, как человек, привыкший к подобной реакции.
Четверо убийц встали и направились к выходу. Их провожали неодобрительными взглядами. Видимо, решили, что им не понравилось исполнение.
Я поднялся спустя полминуты и пересёк зал, стараясь не глядеть по сторонам. Женщина уже начала новую песню. Под шиканье и ворчанье я выскользнул из зала, пересёк второй, по-прежнему полупустой, и вышел на улицу.
Убийц осталось двое — широкоплечий и низенький. Выглядели они забавно, но мне было не до смеха: эти люди собирались меня убить. Чего я не понимал, так это зачем им — а вернее, тому, кто их нанял — документы мэтра Барни. Скорее всего, дело было в протоколе осмотра тела того господина, которого застрелили в рот. Или в записной книжке, которую мне так и не удалось расшифровать.
В любом случае, становилось очевидно, что придётся убить этих господ. И это меня совершенно не радовало.
Убийцы разделились: высокий пошёл направо, а его товарищ свернул налево. Можно было проследить за кем-нибудь из них, но я решил, что это ни к чему: я теперь знал об их планах. Двое, что будут следить за домом Рессенс, меня не интересовали. Нужно позаботиться о портье, которому угрожает опасность, и о «деловом», собирающемся вселиться в «Герцогиню».
Я поспешил в гостиницу, где прежде всего переговорил с портье. Сказал, что ему лучше немедленно смениться, потому что возникли кое-какие осложнения с теми, кто пытался его подкупить. Портье мгновенно побледнел и даже слегка пошатнулся. Я сунул ему в утешение банкноту, посулив ещё.
— Лучше вам пока что домой не возвращаться, — добавил я. — Поживите у друзей или родственников.
Портье явно жалел, что вообще ввязался в историю и на меня поглядывал с ужасом и ненавистью.
— Прежде чем уйдёте, скажите, как вы связываетесь с госпожой Рессенс, — сказал я.
— По телефону. Её друзья — частые и… желанные гости в нашей гостинице, — вяло ответил портье.
— Наберите её номер и оставьте меня на минуту одного.
Портье потыкал дрожащим пальцем в кнопки аппарата, передал мне трубку и поплёлся в соседнюю комнату.
— Слушаю! — преодолевая треск, раздался на другом конце провода голос, принадлежащий то ли мужчине, то
