на вкус. — Да не банды теперь это для тебя, — анклавы, сообщества. Если хочешь найти с ними общий язык, заруби это себе на носу.
— Угу. Кружки по интересам. — прокомментировал я, и спохватившись, переспросил,
— Общий язык?
— Ну да. — подтвердил дед.
— Хочу найти?
— Точно.
— А зачем? — придя сюда, я искал помощи, или хотя бы совета, — но договариваться с бандитами и мародёрами?
— Ты не гляди на меня как мышь на крупу. — усмехнулся старик. — Ишь, надулся. Сейчас они поодиночке переловят всех, потом за вами придут. Не вышло сразу, так там ребятки дотошные, не успокоятся, пока не вырежут всех поголовно.
И словно подтверждая свои слова, он затушил окурок, с силой размазав его по банке.
Я понимал что обрисовал он перспективы весьма неприятные, но что могу сделать я, — даже представляя интересы всего станичного сообщества, пока не понял. Ведь что городские банды — как бы он их не называл, что эти иноземцы, для нас — один чёрт. Что те, что эти, в первую очередь враги, и чем больше они перебьют друг друга, тем лучше.
Поэтому, выждав пока старик успокоится, я осторожно объяснил ему свою позицию.
— Так-то оно так, так-то оно конечно, — выслушал он, — да только выбора у тебя нет. Всё уже решено, ставки сделаны, барабан крутится. Поэтому остается одно, выполнить предначертанное.
Тут он замолчал, покряхтел по-стариковски, словно раздумывая, но почему-то замер, уставившись в свою пиалу.
Я честно подождал какое-то время, думая что он опять уснул, но потом всё же не выдержал, и потянувшись через стол, легонько потормошил его.
Старик не отреагировал.
Тогда я поднялся, обошёл стол, и заглянув деду в лицо, в ужасе отшатнулся.
Почерневшая, иссохшаяся кожа, провалы вместо глаз, неровный оскал пожелтевших зубов и клоками вываливающаяся борода. Передо мной была самая настоящая мумия, причём очень и очень не свежая.
Не скажу что привык к подобным вещам, но стоически выдержав метаморфозу, панике я не поддался. Но вопрос — что же теперь делать? — задался сам собой.
Искать логику? — Конечно же нет.
Тогда хотя бы осмотреться, пока, вслед за хозяином, избушка не трансформировалась в какой-нибудь пенёк.
И я, оставив мумию дедушки в покое, повернулся к столу.
Газета так и лежала на месте, только совсем пожелтела, кучка полуистлевшего табака на ней тоже никуда не делась, и даже потемневший от времени самовар стоял напротив окошка. Не было только стакана и дедовской пиалы.
Так и есть, «Комсомольская правда» за одна тысяча девятьсот двадцать пятый год. Воскресенье, двадцать четвертое мая. Печать, по ощущениям, похожа на то что в девяностые по подвалам массово клепали, желтая только, да временем потертая. На первой полосе статья про то как комсомольцы в деревне коммунизм строят, карикатура, землятресение в Японии и клич всем членам РЛКСМ. Судя по аббревиатуре, ленинский комсомол-чего-то-там.
На обороте две большие статьи, одна про нэп — новая экономическая политика, вторая про Ленина. Сильно разглядывать я не стал, а аккуратно свернул и спрятал в нагрудный карман, как никак — раритет. Второй такой скорее всего в этом мире нет.
Заглянул за печку, — обглоданный чилижный веник, валенки, да видавшая виды кочерга. Ещё тулуп на стене, но у него почему-то совсем не было карманов.
Ну и всё. Кроме укромного запечного пространства, мест в избушке, где могло бы быть что-то спрятано, не имелось.
Поэтому, потратив на осмотр помещения не больше пары минут, я вновь обернулся к сидящему за столом старику. Точнее к его высохшему телу.
Обыскивать покойников, дело крайне неприятное. Когда труп свежий, тёпленький, ещё как-то терпимо, а вот копаться в карманах истлевшей мумии — совсем не айс.
Но других вариантов у меня не было, я во что бы то ни стало должен был получить то, зачем пришёл. Знать бы еще что это такое...
Договариваться с бандами, как велел дед, несомненно, тоже выход. Но, во-первых, очень дурно пахнущий, а во-вторых не совсем реальный. Вот где я их искать буду, даже если решусь? Да и найду, не факт что меня послушают. В общем, сложно всё, хотя какая-то доля истины в этом предложении есть.
Собравшись духом, я приступил к проверке карманов жилетки, и первым что попалось мне в руки, была свернутая в несколько раз карта. Точнее один её листок, вырванный из старого советского атласа.
Предчувствуя «находку», я аккуратно развернул лист, и мельком удивившись что он совсем даже не истлевший, поднёс его к окошку.
"Елизаветинка", "Анновка", "Шильда". Три населённых пункта, возле каждого из которых пометка, в виде нарисованного ручкой кружка.
Те места я знал неплохо, в своё время частенько мотаясь туда на машине, успел заучить что где находится. Поэтому примерно даже представил отмеченную местность.
Насмотревшись, я перевернул листок, но на оборотной стороне никаких пометок не было, как и населенных пунктов. Почти всё пространство карты занимало водохранилище, оставляя суше совсем мало места.
Аккуратно свернув листок, я положил его в тот же карман что и газету, и вернулся к обыску.
Обломок карандаша, цепочка от часов, — вероятно серебряная, ключ-буратинка с колечком, погрызенный кем-то ластик, скукошенный временем платок, и та самая зажигалка, от которой дед всё время прикуривал.
Обычная бензинка, не зиппо, но сделана очень качественно, во всяком случае ощущения от неё приятные.
А в последнем, верхнем кармашке на пуговичке, нашёлся, — приветом от деда, свисток которым он «вызвал» переростка-Володеньку.
Тоже потускневший, как и самовар, сделанный из обычной мосинской гильзы, впечатление на меня он произвёл сильное, мне показалось что стоит свистнуть, и в окошке тотчас появится Вова.
И хотя свистеть я не решился, побоялся, но находку прибрал, — мало ли, пригодится?
Закончив с жилеткой, проверил карманы брюк, но больше ничего не нашёл.
Мне очень хотелось верить что карта с кружочками, это и есть то самое, ради чего меня тянуло сюда, но выяснить — так оно или не так, можно только на месте.
Вот что там должно быть? Диаметр кружков покрывал достаточно большую территорию, как минимум километра полтора в поперечнике, и если таким образом дедушка отметил местоположение чего-то мелкого, искать можно будет до пенсии. А если крупного, то не факт что никто не нашёл это до нас.
В общем,
