К середине дня снег и ветер потихоньку утихли. И слава богу - дорога потянулась промеж полей, перемежающихся редкими перелесками. Стал подумывать об остановке в первой же встреченной деревне. Денек обойдемся без комфорта, главное - согреть людей. Скрюченные испанцы на лошадях давно не подают признаков жизни, уже с тревогой поглядываю, вдруг кто-то из них заваливаться начнет. Упадет, разобъется вдребезги. Пополам. На мелкие осколки. Не слышно ни шуток, ни привычных подковырок. Что мы скажем, если на нас сейчас нападут? Промолчим, меланхолично покачиваясь в седле? Ни одной заготовленной остроты в ответ, ни дружного, громкого, жизнерадостного хохота. Гонсало дозорит уже метрах в тридцати впереди, Гильермо сзади совсем прижался к карете. Едем озябшей кучкой.
Уже понял - золото моих ребят доконало. Не было у них раньше в жизни такого. Никогда, ни у кого из знакомых. Миллион! Этот лям - как у нас с десяток ярдов баксов, если сравнивать цены. Деньги, ставящие в ряд с королями. Ошеломлены, не готовы совершенно. Отсюда все их ляпы, растерянность, мрачная реакция на предсказания Пепе. Слишком наши ребята боятся его потерять, за жизнь - раньше - уверенней сражались, не киксовали. А я чего? Ничего. Не чувствую я этих денег, не пробивают. Ненавижу жадных, вороватых, властолюбивых сволочей, столько горя от них.
Наконец, гнетущие своей пустотой и открытостью поля закончились, дорога стала петлять, как пьяный велосипедист, меж низеньких пологих холмов, покрытых кустарником и пучками поникшей травы, навевавшей мысль о прическе из серии "три волоса и все пышные". Третий, четвертый поворот, и - я полностью утратил представление о направлении, в котором мы теперь движемся. Может, вообще на север, удаляясь от нужного города. Какой-то серпантин, а не дорога. Не будь кареты, залез бы на верхушку холма и оттуда спрямил путь по целине.
Муторно. Поворот, опять поворот. Ну кто так строит?! Похоже, устроителям дороги тоже надоело кружить путешествующим мозги, и последний холм дорога не огибала по дуге, а рассекла посередине. Немного вверх, но зато потом карета легко пошла под уклон, к низинке, за которой виднелся лес. Нормальный, густой лес, дорога ныряла туда и больше с холма не просматривалась. Высокие, хоть и безлистные кроны скрывали дальнейший путь. Выпавший снег укутал деревья в белоснежные одежды, лег округлыми шапками, и все это волнами, рябью безбрежного моря простиралось вдаль под низким серым небом. Солнышко бы сюда, какая бы была картина! А на дороге снег не держится, под копытами банальная грязь. Наш след просто кричаще тянется до ближнего холма, который мы миновали, и скрывается за поворотом.
Не дай бог...
Дверь кареты приоткрылась, высунулась расстроенная физиономия Пепе.
- Граф! За нами гонятся! Уже близко.
Так и тянет за язык ляпнуть в ответ - а может, не за нами?! Покривляться. А может это страус злой? А может и не злой? Пропеть, что вспомню, из мультфильма про пластилиновую ворону, здоровым жизнерадостным голосом. Только, боюсь, не получится - он у меня сейчас хриплый, писклявый и простуженный. Кажется, ломается.
Б...ь!!! Вот же, черт!
- Стой! Ко мне!
Остановились на полуспуске в низину. До въезда в лес еще с полкилометра. Все съехались, сгрудились вокруг. Посмотрел в глаза моему воинству. Вот скачущий в арьергарде Гонсало, оборачивась, делает выстрел, пытается вновь, дав коню шенкеля, рвануться вперед и, не успевая, заваливается на круп, раскинув руки, получив пулю между лопаток. Вот несколько раз раненый Хуан, скачущий у дверцы бешено несущейся кареты, поймав еще одну пулю, резко свешивается с седла влево, падает, и колеса, хрустнув, проскакивают через него. Карета кренится, заваливаясь, пару секунд - чудом, на двух колесах удерживаясь от падения, но рвущие постромки кони... Кугель кубарем летит с облучка, бьется о смерзшуюся землю и застывает, распластанный, в десятке метров после удара о дерево. Изломанное тело Хуана, оставшееся лежать посреди дороги, грохот выстрелов, крики настигающей погони все ближе и - первые, вырвавшиеся из-за поворота, не задерживаясь, проносятся, копытами вбивая в красную грязь того, кто еще недавно... Вернувшийся к лежащей на боку карете Гильермо, спрыгнув с коня, пытается вытащить оглушенного, потерявшего сознания Пепе, рвет дверь, но дружный залп преследователей сгибает его пополам, отбрасывает, кровь быстро напитывает край белой рубахи, торчащий у ворота.
Пальцы, скребущие смерзшиеся листья, покрытые льдом. Мертвые глаза, застывшие, навечно запечатлевшие холодное зимнее небо. Участники погони, подскакав, быстро спешиваются, ныряют в открытую дверь. Мелькают кинжалы. Кто-то неторопливо идет к безжизненно лежащему Кугелю. Кто-то рассматривает след, четкой, ясной тропкой уводящий в чащу, в кусты, и, призывая товарищей, показывает рукой туда, где видно движение, что-то мелькает. Слышны радостные крики - нашли сундук. Открыли! Нашедший, не сдерживая восторга, стреляет в воздух. Остальные подхватывают. Выстрел, второй, третий...
Хреново у ребят с глазами. Надо это ломать.
Спрятаться? Карету увидят, как не прячь. Следы по целине читаются на раз, здоровенные борозды, никто не спрячется.
Да пошли вы...
- Засада, господа.
Кажется, они догадались, рожи кислые. Согласны. На всякий случай, поясняю свою мысль.
- Будем делать засаду.
Только что проезжали - дорога на вершине холма как будто в лысину врезана, узкая, в одну колею, почти утоплена вглубь. Метра на два. Обочины высокие, нависают, летом там грязь по колено, сейчас промерзло. Как между стенами едешь, совсем не оплыли. По краям ивнячок, травки немного - люди лягут на землю, окажутся на уровне голов проезжающих всадников. Если аккуратно с тыла заползать, а не с дороги на обочину карабкаться, то следов не будет. Совсем не будет, если метров на сто от дороги в тыл холма зайти, по низу, вдоль кустов и уже оттуда лезть. Реально метра на три к краю подобраться и бить погоню почти в упор, на начале спуска. Единственное, что придется лежать не шевелясь, пока не подъедут. На движение точно среагируют, вершина как на ладони, пока кони идут на подъем. Заметят - всем хана, с горки не уйдем, покоцают.
На Пепе все лошади и карета. Отгонит за низину по дороге в лес, метров на сто, так, чтобы от края не просматривались и из низины было не видно, там всех привяжет, а сам, с четырьмя пистолетами, вернется, подыщет себе местечко понезаметнее за каким-нибудь стволом. Если будет дозорная группа - мы ее пропустим, начнем стрелять только по основной. Дозор хоть частично назад дернется, тогда пусть Пепе вступает в дело. Одна рука, четыре пистолета. Одного завалит - уже хорошо. Последняя пара пистолей ему для самозащиты, рыпаться не надо. Основных побъем - и с дозором потом разберемся, с остатками. В общем - как получится, трудно мне предсказывать для Пепе. Как пойдет...