- Ваше высочество! Прошу прощения за неподобающее поведение моей дочери... - начала, было, мама. Но закончить не успела: Айлинка уперла в бока кулачки и возмущенно фыркнула:
- Выходку? Ничего себе! Брат у меня один-единственный! И позволять ему жениться на ком попало я не собираюсь...
Мама грозно сдвинула брови, набрала в грудь воздуха и зарычала:
- Айлинка! Ты что себе позволяешь?!
Сестричка ничуть не испугалась. Видимо, как и я, разглядев в ее глазах что-то вроде понимания:
- Мама, я тут из чувства долга! Любимый брат... Забочусь... Понимаешь?!
Тем временем принцесса Илзе успела прийти в себя:
- А я, значит, не 'кто попало'?
- Неа! Вы мне нравитесь! Даже очень...
- Айлинка! Марш к себе! Я с тобой потом поговорю... - хлопнув ладонью по подлокотнику, рыкнула мама. - Слышишь?
Сестричка посмотрела на меня с такой искренней надеждой, что мне стало слегка не по себе. Однако возражать маме я не стал. И просто пожал плечами.
Поняв намек, Айлинка вздохнула, прикусила губу и медленно-медленно пошла к дверям.
- Спасибо... - чуть запоздало поблагодарила ее Илзе Рендарр. И снова покраснела. Но уже не так густо, как в первый раз...
- Пожалуйста! - хихикнула несносная девчонка. Потом остановилась, хитро посмотрела на меня и изрекла: - А ты - точно Законник! Самый настоящий...
Я растерянно посмотрел на Кузнечика, и, увидев в его глазах отражение Айлинкиной улыбки, вдруг сообразил, что данную мною клятву Жизни действительно можно расценить, как недвусмысленный намек. Намек на то, что я испытываю к ее высочеству совершенно определенные чувства!
- Клятву Крови может дать только глава рода, а отец сейчас в Арнорде... - начал, было, я. Но моя робкая попытка оправдаться не удалась: ее заглушил дикий хохот.
Рассмеялись все - и мама, и принцесса Илзе, и Айлинка. Последняя хохотала так, что даже вцепилась в ручку двери. Чтобы не упасть. Да что Айлинка - улыбался даже Кузнечик!
Возмущенно сжав кулаки, я зарычал:
- И потом, перекладывать свою ответственность на плечи отца я не собираюсь! Иарус Рендарр отправил сюда убийц только потому, что счел оскорблением похищение своей дочери! А похитил ее я, а не папа!
Это объяснение вызвало еще один приступ хохота. Правда, чуть менее громкий: моя сестричка угрюмо промолчала. Правда, хватило ее ненадолго: минуты через полторы, посмотрев на меня, как на юродивого, она демонстративно постучала себя по голове:
- Ты что, Ронни! Какая, к дьяволу, клятва Крови? Если ее высочество войдет в род на таких условиях, то станет считаться нашей сестрой! А значит, ты никогда не сможешь на ней жениться!
- А сейчас - сможешь... - утерев выступившие слезы, поддакнул ей Кузнечик.
Я невольно посмотрел на принцессу Илзе.
Поймав мой взгляд, ее высочество захлопала ресницами и сокрушенно вздохнула:
- Прямо сейчас я не готова... Но вот эдак часа через полтора-два...
...Через полчаса я лежал лицом вниз в мастерской Брюзги, истыканный иглами с головы до ног, и внимательно вслушивался в недовольное бурчание ползающего по полу семейного лекаря.
Нет, меня не интересовало, как Вельса угораздило смахнуть на пол кристаллы Туманного Рассвета. И 'куда закатился последний' - тоже. Мое любопытство было вызвано более прозаической причиной: перед тем, как смахнуть со стола металлический поднос с подготовленными для инициации инструментами, Брюзга оборонил одну очень интересную фразу:
'Я бы отдал половину жизни, чтобы понять, что именно она сотворила с этим несчастным...'
'Половина жизни' - это было чересчур: для того, чтобы в принципе удивить Брюзгу, требовалось нечто, не влезающее ни в какие ворота. Скажем, последний раз Вельс был готов отдать часть своей жизни за рецепт отвара, с помощью которого некий бродячий лекарь из королевства Онгарон лечил падучую . Но в тот раз эта самая часть была заметно меньше - какие-то десять лет. И ни днем больше. Поэтому я терпеливо ждал, зная, что рано или поздно, но он вернется к той теме, которая интересует его больше всего...
...Поиски последнего кристалла длились минут двадцать. За это время Брюзга трижды перетаскивал мое ложе с места на место, раза четыре переставлял всю остальную мебель, и дважды ронял на пол чучело медвежонка.
Естественно, настроения это Брюзге не улучшало, и к моменту, когда он издал ликующий вопль, я был морально готов к тому, что он в раздражении все-таки заденет одну из торчащих из моего тела игл.
Не задел! Но порадоваться этому я не успел - через пару минут, закончив манипуляции с кристаллами, он прикоснулся серебряными нитями к металлическим штырям, торчащим из банок Силы, и меня выгнуло коромыслом.
Несколько мгновений на грани потери сознания, - и я, рухнув на ложе и пребольно ударившись щекой, услышал его довольный голос:
- Отлично...
Со словом 'отлично' я был не согласен, но бурчать был не в состоянии. И поэтому промолчал. Как оказалось, совершенно правильно - громыхнув чем-то железным, Вельс негромко выругался и затих. А потом до меня донесся его расстроенный вздох:
- Э-э-эх... Пока я тут вожусь со своими иглами, люди придумывают та-а-акие вещи...
- Какие, Вельс? - тут же поинтересовался я.
Услышав свой любимый вопрос, Брюзга тут же забыл про окружающую действительность и затараторил:
- Человек - это чрезвычайно сложное создание. Для того чтобы разобраться с процессами, происходящими в нашем организме, требуется уйма времени, опытный материал и светлая голова. Нет, не так: требуются сотни лет, десятки тысяч пациентов, а еще - знания и опыт всех тех мыслителей, которые трудились над схожими проблемами...
...Понять, что именно так удивило Брюзгу, мне удалось только к самому концу процедуры. Когда он решил, что я проникся достаточным уважением к медицине и по достоинству оценил подвижнический труд тех, кто 'несет людям свет и добро':
- Вы понимаете, что эта юная девушка умудрилась вторгнуться в святая святых человеческого тела - его мозг! И не просто вторгнуться, но и создать в нем вторую личность!
- Пожалуй, не понимаю... - признался я.
- В теле этого равсара живут два независимых человека! Один - это он сам. Со всеми его привычками, памятью и жизненным опытом... Второй - тоже он, но несколько другой...
- Несколько?
Брюзга зарычал:
- Когда телом командует первый, по тюремной камере мечется хищник, одержимый жаждой мести! Воин, знающий, кто виноват в том, что он попал в плен и что погибли его вассалы, и лелеющий планы убийства принцессы! Вы бы видели его взгляды, когда она появляется по другую сторону решетки - от них плавится железо и трескаются камни... Однако стоит ее высочеству произнести ключевое слово - и этот зверь куда-то пропадает, уступая место влюбленному в богиню верующему. Эта новая личность не понимает, что она находится в тюрьме, не помнит, что стоящая перед ним девушка виновна в смерти его воинов и не испытывает никаких чувств, кроме обожания и безумной страсти. Скажите, молодой господин, ну как такое может быть? Куда деваются его мысли? Воспоминания? Ненависть, наконец? Я наблюдаю за ним двое суток - и так ничего и не понял...