— Чуешь как могила пахнет, падаль? — прошипел на него Джел, подавшись вперед. — Всемером против одного вам было не страшно? Я жду тебя на Плацу, подонок, с оружием или без, и ты мне заплатишь смертью за смерть, та знаешь, за чью. Живым ты с острова не выйдешь.
— Я здесь не по своей воле! — с истерическим надрывом выдал, наконец, господин Ирмагор страшное, наверное, на его взгляд, признание. Меня подставили! Они сказали, что у Таргена не может быть, не должно быть императора! Это не я придумал…
— А мне плевать! — выкрикнул Джел.
Правый потянул на себя уже изрядно съехавшую скатерть.
— Господа, господа, спокойнее! — сказал он. — Вызов сделан — вызов… принят?
Джел разжал кулак, отвернулся и закрыл глаз. В левом боку у него начало булькать. Пришлось искать в рукаве платок и вытирать губы. Ирмагор, скорее всего, ничего не заметил, он был поглощен сознанием грозящей опасности и весь трясся от волнения. Зато судьи заметили. Правый смотрел с любопытством, Средний с сочувствием, Левый отвел глаза.
Пряча в руке окровавленный платок, Джел взял одолженную у Хапы трость, резко встал и отправился к выходу.
— А нам вы ничего об этом не расскажете? — негромко спросил Средний.
Джел обернулся от двери и сказал:
— Может быть, позже.
Господин Ирмагор оттолкнул свой стул так, что тот упал позади него. Откупщик грохнулся сначала на колени, а потом и вовсе встал на четвереньки.
— Кир Александр, простите меня! — заплакал он. — Я глупец, я сделал это по недоразумению! Я вам клянусь, что никогда не повторю ничего подобного!
Джел еще раз дотронулся платком до губ и убрал его в рукав. Ползающий по полу и хнычущий господин Ирмагор был жалок. Кому тут мстить? Глупо и бессмысленно. И страшно. Раньше Джел никогда не обнаруживал в себе склонности быть жестоким. Ему было неловко. Получить в свое распоряжение Скея, наверняка, можно было и не издеваясь над человеком, который только лишь кукла в руках опытного игрока — как сам он у Хапы. Джел задержал выдох и медленно выпустил воздух. Сейчас дышать ему стало легче.
— Господин Ирмагор, я устал от вас, — безразличным голосом произнес он. — Пишите дарственную.
— На что? — Лицо господина Ирмагора просветлело. В следующий момент он уже стоял над столом со стилом в руке.
— На семь жизней. У вас есть белые рабы?
Господин Ирмагор шмыгнул носом.
— Есть. Hо только пять…
— Так пусть их станет семь. И закончим на этом.
Средний судья собрал в стопку бумаги со стола и поднялся.
— Господа, дело закрыто, и заседание окончено, — объявил он.
***
За те две декады, что Джел собирал мысли, силы, планы и возможности их реализации, за окнами успел выпасть снег и укрыть все вокруг мокрым, постоянно тающим и вновь ложащимся ковром. В Столицу пришла зима. Государственный Совет уехал на новогодние празднества в Эгироссу, в работе Государственного Собрания на полтора месяца был объявлен перерыв. Хапа по каким-то своим делам отправился на таргский юг, а Джел, которому нечего больше было делать в Столице, решил переехать на острова и встретить Скея во Дворце Патриархов.
Остроносый хофрский парусник доставил Хапу на остров Джел за две стражи до того, как с материка прибыл корабль с белыми рабами. Джел успел познакомиться не только с капитаном Глааром, глаза которого, такого же странного цвета, как его темно-рыжие волосы, смотрели на Джела с постоянной, хотя и вежливо скрытой насмешкой, — в живых Небесных Посланников капитан Глаар не верил, — но и с капитанским трофеем.
В круглой стеклянной банке, изготовленной на Ишуллане, довольно варварским способом консервации была сохранена голова упавшего близ Хофры небесного обитателя. Она плавала в светло-желтом, не успевшем еще засахариться меду. Джел долго ходил вокруг установленной на цветочную подставку банки, но так и не смог определить, знает ли он этого человека. Что-то знакомое чудилось ему в искаженных, обезображенных смертью чертах.
— Мне кажется, его зовут Дидим, — наконец сообщил он ожидавшим его мнения о жутком экспонате Хапе и Глаару. — Он был из выпуска на три года старше меня. Он похож не него… немного.
Капитан Глаар изъявил желание оставить банку с головой у себя, и Джел не стал возражать, хотя и не понял, какое в том удовольствие. Драгоценность была не из тех, которыми приятно любоваться.
Сокровища, представленные для осмотра Хапой, понравились ему больше.
Это были те самые листы из книги о небесных чудесах, о которой Хапа поведал ему еще в Диамире, — книга называлась "Сон о Небесной Столице", — и двусторонний гаечный ключ в локоть и два пальца длиной из очень качественной высоколегированной стали, произвести которую на Та-Билане не могли никоим образом. Хапа привез эту железку из своей памятной поездки к границам Черного Энлена. На шести сохранившихся страницах "Сна о Небесной Столице" некий энленец пространно повествовал о строении и предназначении Лунного Камня, который как бы являлся для избранного человека "жилищем и могилой". Судить по рисунку о типе изображенного летательного аппарата было нельзя. Энленцы умели рисовать не лучше таргов, безбожно перевирали перспективу и масштабы, и с равной степенью вероятности это мог оказаться как атмосферный посадочный модуль Пиратов, так и сверхсветовой курьер Внешних. Что же касается гаечного ключа, то тут Джел с трудом мог представить, зачем такое чудовище может пригодиться на космическом корабле Внешних, Пиратов или Пожирателей Солнц. Разве что перестукиваться через переборки технических отсеков, или в качестве личного оружия для диверсанта…
В общем, Джел сказал за подарки "спасибо" и ушел думать, чем они ему могут помочь в дальнейшем. В голову ему ничего путного пока не приходило.
Немного позже на берег острова Патриархов ступила еще одна загадка природы: красноглазый раб Скиллар Скей.
Джел велел задержать его в приемной, а сам пошел посмотреть, как Скей себя чувствует, через смотровой глазок в резьбе старинных стенных панелей, — подобными средствами тайных коммуникаций северное крыло Дворца Патриархов было пронизано, как дырками — спелый сыр. Скей стоял посередине комнаты, опустив голову, губы его беззвучно шевелились, и он медленно подгибал пальцы на руке. Молился и считал молитвы. Значит, нервничал. Четок из маленьких, пожелтевших от времени костяных бусин, которые он всегда носил в рукаве на "Солнечном Брате", у Скея почему-то с собой не было.
Джел вернулся к себе, закрыл потайной ход, сел в кресло лицом к ярко горящим в камине дровам и разрешил Скею входить.
