В тот момент, когда система опознала меня, она перезагрузилась. И первое, что сделала — направила аварийный сигнал через пространственный тоннель. Своим настоящим хозяевам.
Рассчитывая траектории энергетических зарядов, чтобы убрать Кая с линии огня, я уже понимал: всё, чтобы мы ни делали дальше — бесполезно. Считыватели уже в пути, чтобы превратить обитаемые планеты в серую пыль…
Мои возможности умножались возможностями древнего компьютера. Поэтому, чтобы нейтрализовать боевиков, ушло не больше пары секунд объективного времени.
Я не стал их убивать. Мне всё еще нужны были ответы на многие вопросы, которые помогли бы создать новый план действий. С учётом всего того, что я узнал только что.
Жаль, что Кай расправился со старшей. Хотя его было сложно в этом винить.
Думая об этих вопросах, я только теперь заинтересовался тем, чем занимались фаэтонцы, и что успели сделать.
Фатально поздно.
Они частично перехватили управление пространственным тоннелем. Восстановили координаты нейтронной звезды, материя которой дала начало планетам. Научились калибровке. Восстановили координаты трёх внутренних планет для открытия принимающего тоннеля.
Им нужно было всего лишь запустить главный энергетический контур.
И он запустился — в тот момент, когда перезагрузился компьютер.
Фаэтонцы действовали очень быстро. На момент, когда я осознал происходящее, один из тоннелей был уже открыт.
Несколько кубометров материи нейтронной звезды неслись через четвёртое измерение к Марсу.
Оставалось несколько секунд. А потом… что бывает, когда на низкой орбите планеты возникает сверхмассивный объект?
И я принял единственно возможное в тот момент решение.
С помощью компьютера создателей, мне удалось перенацелить выходной створ тоннеля на другую планету с заданными координатами. На обсчёт новых не оставалось ни времени, ни возможностей. Выбирая между древней Землёй и Фаэтоном, я выбрал Фаэтон.
Его военные сами определили судьбу своего мира.
Сделав это, я вернулся к управлению компьютером.
Попытался найти информацию о хозяевах. О себе. Как должны выглядеть. ДНК. Координаты миров.
Тщетно.
Хозяева были слишком умны, чтобы оставлять такую информацию в мозгу автономного робота.
Тогда я дал задание провести повторный тест всех систем. Сбросить накопленную информацию, которая не вошла в предыдущий доклад. Отключить все системы слежения и сбора информации до прибытия помощи.
Мне показалось, что, перед тем как выполнить последнюю директиву, компьютер немного заколебался.
Но в следующую секунду розоватые стены помещения, где мы находились, погасли.
— Что происходит? — спросил Кай, включая фонарик, — Гриша, ты в курсе?
— Очень многое, Кай, — ответил я, поразившись, каким чужим мне показался собственный голос.
14
Катастрофа, апокалипсис целого мира, со стороны выглядел величественно в своей медлительности.
Запись была сделана с расстояния около миллиона километров, и аппарат был потерян.
Сфера — проекция тоннеля в наше пространство, искажающая свет далёких звезд, походила на крошечный стеклянный шарик. Она существовала целую секунду, и была гораздо больше исходного объема материи нейтронной звезды. Поэтому оптика аппарата успела сфокусироваться, и дать максимальное приближение.
Потом «стеклянный шарик» исчез; на его месте вспыхнула крохотная красная искорка — совсем не опасная и не зловещая, на первый взгляд.
Взрыв выглядел так, как будто его снимали в замедленной съемке. Однако, этот эффект возникал из-за масштабов происходящего. Ведь никто не отменял релятивистских ограничений в трёхмерном пространстве Вселенной. Искорка вспухала, формируя раскалённую добела сферу. В тот момент, когда эта сфера коснулась края атмосферы сине-зелёной планеты, внизу уже бушевал ад. Кора трескалась, выплёскивая наружу тяжелые, многокилометровые фонтаны лавы, сформированной из богатой железом мантии. С этой стороны планеты выживших уже не было.
Меньше повезло тем, кто был с обратной стороны. Их агония длилась несколько часов. И даже на отдельных осколках, светящихся тусклым красным светом, всё еще могли быть живые — уцелевшие в укреплённых подземных бункерах.
Я так подумал. И спросил присутствующих, можно ли для них что-то сделать.
— Мы проведём исследования. Но шансы не очень велики, — ответил Барс, ведущий академик, один из членов правления Марсианской конфедерации, — лучше сосредоточится на спасении обитателей внешних поселений… хотя бы ради сохранения генофонда…
Если бы у камеры было бы разрешение, позволяющее видеть отдельные трагедии. Гибель семей. Детей. Наверно, я бы с трудом пережил бы происходящее. Если бы вообще смог с этим смириться. Но, к счастью, у камеры такой возможности не было. Трагедия оставалась абстракцией. Частью причудливой небесной механики. Четыре с половиной миллиарда живых существ. Просто цифры в пустоте…
Я закрыл глаза, и потёр виски.
— Ты… знал, что так будет? — это спросил Леопард, самый пожилой из членов Совета. Он же — председатель. Формально — первое лицо Конфедерации.
После того, что случилось на Венере, я решил больше не скрываться. В этом не было никакого смысла. Обсудив ситуацию с Камелией, и убедившись, что ей не грозит серьезное наказание за моё укрывательство, я пересказал свою историю всем членам Совета. Я был готов ко всему — вплоть до ареста и изоляции. Но здравый смысл возобладал. Цивилизация Марса была в отчаянном положении (как выяснилось позже). А я мог (и самое главное желал) помочь.
— Нет, — ответил я, — конечно, нет. То есть, я знал, что в наше время Фаэтона не существует, а Марс — необитаем. Насчёт Марса были некие сведения о возможной катастрофе в прошлом — но это теории, не имеющие безусловных доказательств. Да и разброс времени возможного катаклизма — сотни миллионов лет!
— Извини, если мы повторяемся, — мягко сказал Барс, — нам предстоит принять решение. Самое важное в жизни каждого из нас.
— Я понимаю, — кивнул я, — и говорю всё, что мне известно.
— Если ты — продукт цивилизации Создателей, есть ли шанс, что нам удастся с ними договориться? Хотя бы через тебя? — продолжал Барс.
— Во-первых — насчёт моей природы это пока только предположения, — ответил я, вздохнув, — строить стратегию на основе предположений — не лучшая идея. Согласитесь. Кроме того, даже если это и так. Помните, меня создадут через миллиарды лет. Это пропасть времени. Что из себя представляют теперешние Создатели — ни я, ни вы не знаем. Едва ли мои Создатели могли предвидеть то, что случилось со мной.
— О том, что Создатели считывают планеты, обращая их в пыль, ты узнал от компьютера иной цивилизации, — заметил Леопард, — ты уверен, что тебя не дезинформировали?
— Нет, — я покачал головой, — полной уверенности у меня нет. Хотя интуитивно чувствую — Алиса говорила правду.
— Хорошо. Как много времени у нас есть? До того, как явятся создатели? — спросил Леопард.
— И точно ли они явятся? — вмешалась Камелия. Конечно же, она тоже была на собрании.
— Я не знаю, когда, — я снова покачал головой, — но явятся. Солнечная система, которую я знаю — она стерильна. Понимаете? Словно бы её тщательно вычистили от любых артефактов. И спираль на обратной стороне Луны. Её могли оставить только они, — я сделал паузу, потёр лоб, сосредоточиваясь, — теперь насчёт сроков. Думаю, они явятся, скорее, рано, чем поздно. Это сложно объяснить… интеллект венерианского зонда, как бы это сказать… он не был настроен на долгое ожидание.
— Точнее ты сказать не можешь, — Барс посмотрел мне в глаза.
— Точнее — не могу, — ответил я.
— Пора ему рассказать… — Камелия произнесла это очень тихо, почти прошептала.
Члены совета переглянулись между собой.
— Пора, — согласился Леопард.
На большом экране сменилось изображение. Вместо документальной съемки там теперь было схематическое изображение эволюции осколочного облака — того, что раньше было планетой.