Время подходило к обеду, и я засобирался в резиденцию министра обороны Самарского уезда. Лучше прийти пораньше, чем опоздать, а то, как бы ещё и в рядовые не разжаловали.
На счёт разжалования я переживал напрасно, а вот по поводу сложности поставленной задачи очень даже правильно беспокоился. Задачу нам господин полковник поставил одновременно и простую и невыполнимую: уничтожить всех шуралеев в зоне ответственности острога, на усиление гарнизона которого и направлялась наша рота. Ну, как рота? Не рота вовсе, так, шестьдесят солдат, сержант, два карпорала и гефрайтор. А ещё три офицера и один старший прапорщик. Товарищ полковник задачу поставил и, не дав нам даже рта раскрыть, выставил за дверь своего кабинета, выполнять приказ. Поэтому совещание, если его конечно можно так назвать, происходило у нас прямо на улице, в «курилке» возле штаба.
Возглавлял наше воинство капитан Синюхин. Как я понял при более близком знакомстве с господами офицерами, понятие «дежурная задница» существовало в армии нашей страны с очень давних времён. Так как всегда и вовсе времена, на задания вроде нашего выделялся самый залётный личный состав – те, кого не жалко. А командиром назначался офицер, который вместо того, чтобы перед лицом начальства иметь вид лихой и придурковатый, наоборот, старался разумением своим смутить оное начальство, рискуя при этом ввергнуть его во гнев либо в уныние. Вот таким как раз и был капитан Синюхин.
Его благородие - капитан Синюхин Николай Спиридонович – был во всех отношениях человеком средним: среднего роста, среднего телосложения, русоволосый с бесхитростной, но аккуратной причёской. Я бы даже предположил, что образование он имел тоже среднее, но стать офицером, тем более капитаном, со средним образованием в мирное время невозможно ни здесь, ни у нас. Да и в военное не всем удаётся. Во всяком случае, ни о чём подобном я ни разу не слышал.
Как бы там ни было, но Синюхин все свои средние способности направлял на выведение вверенного ему подразделения в передовые, результаты, само собой, получались смешанные, в чём-то лучше, в чём-то хуже, ну, средние одним словом. Вот чтобы деятельностью своей не вносил сумбур, развод, разброд, шатание, шагание и прочие бесполезные телодвижения в размеренную жизнь гарнизона, его и отправляли при первой же возможности на какие-нибудь выездные мероприятия, типа нашего сегодняшнего. Кстати, на поимку и ликвидацию Милюдовксо-Балабановской ОПГ месяц назад, тоже его направляли.
Так что мы с ним были, даже как бы заочно знакомы. То есть я-то о нём слышал, как о капитане – командире группы зачистки, а вот он обо мне узнал только сегодня, как о шамане – специалисте по изгнанию демонов нижнего мира. Вот так вот. Привыкайте, товарищ старший прапорщик, Вы теперь шаман.
Да, я – шут, я – циркач!
Так что же?
Но зато так никто
Не сможет!
Время, которое начальство нам выделило на подготовку к походу, нужно было использовать с максимальной эффективностью, но как? Поручик Буцин Сергей Александрович, попавший в славную когорту истребителей нечисти за неумеренные возлияния, проще говоря, за беспробудное пьянство, настаивал на том, чтобы я обучил своему колдунству всех участников карательной экспедиции. Покрестить без малого семь десятков язычников за полтора дня? Я кто? Папа римский? Или митрополит? Да я даже не капеллан!
Подпоручик Сметанин Дмитрий Борисович, напротив, придерживался атеистических начал и предлагал использовать научные методы ликвидации враждебно настроенных представителей сверхъестественного. К научным методам я мог отнести только использование голубой каменной Илецкой соли, смешанной с осиновой золой. А вот в каких пропорциях, ума не приложу, может Касьян мне и говорил, а может, и нет, всё равно не помню. Вот и весь научный подход.
Подпоручик был сыном полкового лекаря, по совести сказать, ему бы и самому по медицинской части пойти, больше бы толку вышло, но карьеризм в нём взял верх и Диман подался в драгуны. В принципе в нашу группу он попал именно как походный недодоктор, типа парамедик эдакий, настоящего нам бы всё равно не дали, а так хоть какой-то.
Я, как самый младший по званию, высказывался последним, хотя в нашей бригаде принято было, наоборот, на совещаниях начинать именно с младшего. Речь моя была длинна и пространна, в ней я рассказывал о полученном мною опыте, призывал «пасть в ноги» полковнику и «вымолить» ещё пару-тройку дней. Объяснял всю несостоятельность поспешности и обречённость шапкозакидательского подхода.
- Удача любит подготовленных! – заявил я в самом конце.
Отец-командир, ознакомившись с различными точками зрения на наши шансы по совершению подвига и возвращению с победой, приказал: во-первых, нашить на мундиры всем без исключения кресты такой же формы, как и мой, во-вторых, заготовить осиновой золы, смешать её с имеющимися в моём распоряжении запасами голубой соли и раздать крестьянам. Каким нахрен крестьянам?! Бойцам отдельной истребительной роты имени монаха Бертольда Шварца. Так я предложил назвать наше подразделение, но оказался в меньшинстве, и отряд наш на радость бесам остался безымянным.
Синюхин пытался меня направить сразу же в казарму, дабы я именно там проводил подготовку личного состава к походу, но подобные несуразности я пресёк сразу же, заявив, что раз уж письменного приказа о возвращении меня в строй на руках не имеет никто, то подготовку считаю необходимым производить по своему плану. С тем и ушёл, не забыв предварительно уточнить время и место сбора послезавтрашним утром.
Вернувшись домой, а я всегда то место, где живу, называю домом, так вот вернувшись, я сразу пошёл в мастерские. Макарыч порадовал меня двумя дюжинами готовых патронов с пулями и полутора десятками гильз-заготовок для последующего заряжания солезоловой смесью. Где бы ещё осиновую золу найти? На решение этого вопроса Макарыч отрядил Никитоса, всё равно в остальных наших делах он нам не помощник, так пусть хотя бы с этим разберётся.
Выпросив у Настасьи Петровны кусок «тонкорунной» мешковины и нитку с иголкой,
