начал сооружать себе подобие патронташа. Макарыч снабдил меня разными причиндалами для ведения огня из дульнозарядного оружия, я решил, что они тоже могут сгодиться, поэтому включил в состав экипировки и их.
На какой срок мы отправлялись в свою экспедицию, не знал никто. Что из моих теперь уже многочисленных вещей брать с собой, а что оставлять? Мне как офицеру предоставлялось место для поклажи в повозке сопровождения, так что увезти можно было всё, только всё-то как раз и не надо.
Обстоятельно посовещавшись с самим собой, решил, что в поход, раз уж он длинный возьму оба камуфляжа, тот, что был на мне в начале и тот, что сшил Абрам Моисеевич. Его я померял и остался доволен, но носить не носил, а к старому привык на столько, что на боевые выходы буду надевать именно его. Костюмчик, который Рома подогнал, не возьму и крестьянский прикид не возьму, наверное, разве что сапоги только и плащ из рогожи. Ехали бы на неделю-две, насколько бы всё проще было, а тут месяцем пахнет.
Решил оставить оба гаджета и половину денег. Вряд ли пригодятся, а вот потерять запросто, так что пусть уж лучше здесь полежат.
На следующий день я всё же отправился в расположение группы, я бы может и не пошёл бы, да отец-командир солдатика за мной прислал с четким приказом: прибыть незамедлительно. Я как раз примерял костюмчик пошитый Абрамом Моисеевичем, переодеваться не стал, пошёл прямо в нём. Тут выяснилась одна малоприятная деталь: солдатик-то прибыл верхами, чего и от меня ожидалось, а я-то в драгунах совсем недавно, поэтому и безлошадный. Надо на складе получить.
По прибытии в часть выяснилось, что конягу выдавать мне никто не будет, а наоборот, приобрести мне её предстоит за свои кровные. Не успел я подумать, какая сволочь этот полковник, как начал думать, какая сволочь этот капитан. Эта сволочь назначила меня командиром взвода. Да ещё и посоветовала в таком затрапезном виде перед личным составом не появляться. А вот это уже хрен Вам, товарищ капитан! Это пластунская полевая форма одежды, а поскольку я покуда ещё пластун, то и ходить буду именно в ней, тем более что выход у нас полевой.
Роту господин капитан поделил на три взвода, каждому офицеру по двадцать человек. За собой же оставил общее руководство отрядом. Получалось, что никаких специальных подлянок в мой адрес не делалось, просто типа порядок такой. То что и замкомвзвод мне, как самому младшему по званию, тоже достался самый младший – гефрайтор, это тоже вроде как логично, в его понимании. У Буцина со Сметаниным замки - карпоралы, младшие сержанты по-нашему, а у меня ефрейтор. А сержанта капитан назначил каптенармусом, старшиной, стало быть. Ладно, посмотрим, толковый ефрейтор в бою трёх губернаторов стоит, может и мне с моим повезёт.
Был, правда, у всего этого и один положительный момент: мне, как офицеру и командиру взвода, полагался денщик. Выбрать его я мог сам, хотя на самом-то деле не мог, потому что никого из солдат раньше никогда не видел. Я поступил проще, я дал задание замку, сказав, то денщик мне нужен исключительно для ухода за конём, которого у меня пока ещё нет.
Капитан напомнил мне, что потому как мы есть драгуны, сиречь конная пехота, мотострелки по-нашему, то и перемещаться будем верхом, а раз я ещё и командир, то никак не могу передвигаться пешком, и если не обзаведусь конягой до завтрашнего утра, буду считаться дезертиром. Положим, на счёт дезертиров это он врёт, но поскольку в этом мире все уважающие себя люди ездят верхом, то и мне тоже нужно научиться. Почему бы не сейчас? На мой вопрос, где я могу приобрести себе подобное транспортное средство, он только плечами пожал. Ничего не скажешь, настоящий отец-командир.
Помощь пришла, откуда не ждали, вернее, не очень на это рассчитывали. Новоиспечённый денщик Трофим обратился ко мне с такими словами:
- Танькин маршал сказывал, что боец Вы знатный, токмо верхом-то ездить не горазды.
Я сразу-то и не понял, что речь идёт о Данилыче, которого с моей лёгкой руки начали называть не просто маршалом, а сначала маршалом Танькиных войск, а теперь вот и вовсе Танькиным маршалом. Жаль, конечно, что в наш отряд он сейчас не попал, но и за рекламу ему большое спасибо.
- Вам бы, Ваше благородие, лошадёнку поспокойней надобно, а лучше того объезженную.
Парень дело говорил. Оказалось, что с недавним ремонтом, а ремонт в кавалерии – это не в нашем обычном понимании ремонт, а всего-то и делов, что замена отслуживших своё лошадей на новых, так вот с недавним ремонтом у одного майора шикарного скакуна «демобилизовали». И вот его всё никак продать не могут: для сельского хозяйства он не годится, для верховой же езды уже вроде как староват.
Помня, что, по словам Макарыча, лошадь здесь стоила полтора рубля, я слегка удивился, узнав, что за этого Росинанта просят целых два. Но то обычные рабочие лошадки, а то лошадь скаковая, да ещё и обученная. Была б молодая, червонцем бы не отделался. В итоге жеребец по кличке Разбой вместе со всякими сёдлами и уздечками достался мне за три пятьдесят. Отдельно пришлось покупать шпоры, аж за девяносто копеек.
И ещё, Трофим раскритиковал мои берцы, посоветовав, сменить их на ботфорты. Я-то дурак думал, что ботфорты – это такие военно-морские сапоги. Оказалось, что нет, это чуть ли не специально для кавалеристов изобретённая обувь. Специальная, потому что с эдакими раструбами выше колен, и в дождь эти раструбы как раз и не позволяют воде стекать в сами сапоги. Не знал.
Выдав Трофиму за содействие пятак на водку, я оставил гефрайтора Бабкина командовать личным составом, а сам под предлогом неоконченных сборов отбыл восвояси верхом на своём новом старом скакуне. У меня тама ишшо ружо не заряжено. Конечно, сразу же садиться в седло с моим-то опытом было рискованно, но начинать когда-то надо, да и не тащить же весь походный хабар на хребтине завтра с утра. Ехал я осторожно, Разбой тоже никуда не торопился, поэтому никаких неприятностей по дороге не произошло.
Последний вечер прошёл как-то сумбурно, я бы сказал. Мы с Макарычем проговорили основные этапы создания станков, Настасья Петровна поминутно пыталась всучить мне какие-то совершенно необходимые с её точки зрения вещи. Макарыч периодически предлагал остановить станкостроение до моего возвращения, но всякий раз тут же приходил к мысли, что Савелий с Захаром всё равно не дадут ему
