— Да, да, я понимаю. Конечно, надо поговорить. Просто если он такой беспредельщик, то имеет ли смысл?.. — задумчиво, ни к кому не обращаясь, проговорил собеседник.
— Все-таки ты ничему не учишься. Нельзя так поспешно.
— Я понимаю. Да. Извините.
— Может быть, человек ошибся. Случайно так вышло у него. Может быть. А ты сразу. Люди могут не одобрить, а это, сам понимаешь, хуже любого Рогожина.
— Хочется как лучше, — неопределенно пробормотал Васильевич.
— Оно и понятно. Вот и господин Рогожин хочет как лучше. По-своему. Он ведь с Урала. Там народ горячий. Чуть что — пальба! В меня, кстати, стреляли.
Сергей Васильевич выпрямился в кресле.
— Вот поэтому и надо, — не дал ему открыть рта Иван Иванович, — поговорить. Аккуратно так. Может быть, молодой человек не до конца понимает, что происходит. Город для него новый, большой. Соблазны вокруг. Вот поэтому, Сереженька, я тебя и позвал. Господин Рогожин может не знать, в силу некоторой провинциальности, что у меня есть партнеры, что все значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд.
— Угу… — Сергей Васильевич потер лицо руками и обратился к Александру: — Простите, у вас можно попросить чаю?..
— Сейчас принесут, — кивнул Вязников. — Просто еще не заварился.
— Спасибо, — кивнул гость. — Но, Иван Иванович, люди необходимы. Я бы своих вытащил, но они у меня сейчас в Заречном, там всякие дела… То да се… На это время уйдет.
— Знаю я твоих орлов. Знаю. Они как раз пусть лучше в своем Заречном посидят. Шумные они у тебя. Я же говорю, спокойно надо. Люди могут не понять. Для этого дельца подойдут вот ребята. — Иван Иванович обратился к Вязникову: — Скоро они будут?
— Да с минуты на минуту, — коротко ответит тот.
Дверь в комнату отворилась и вошла Вика. Она несла на подносе изящный чайник и чашечки.
— Извините, что без стука, — сказала она. — Но руки подносом заняты. Я чайку вам принесла…
Сергей Васильевич немедленно встал, аккуратно принял поднос из рук, поставил на стол.
— Что вы, не стоит извиняться, мы говорили о всякой ерунде. И ваше общество…
— Гхм… — Иван Иванович прочистил горло.
— …очень нам приятно, — закончил Сергей Васильевич, комкая фразу.
— Замечательно, — ответила слегка ошарашенная Вика, но, вовремя сообразив, что мужской компании сейчас не до женщин, вывернулась: — Только, к сожалению, у меня есть некоторые дела на кухне. По хозяйству. Но позже я к вам обязательно присоединюсь.
Она постаралась выйти из кабинета как можно быстрее.
— А что за люди? — спросил Сергей с таким видом, словно в разговоре не было паузы.
— Надежные, — ответил Иван Иванович, наливая чай в чашку.
— Сколько?
— Трое…
— Четверо, — поправил Александр.
— А кто еще? — удивился старик.
— Морозов-старший тоже пойдет, — добавил Вязников.
— Маловато. — Сергей Васильевич с сомнением посмотрел на Ивана Ивановича. — Может быть…
— Не надо. Я своих ребят подзову. Внутрь пойдут эти трое. А остальные создадут массу. Ничего. Справимся, — заверил он.
— Сколько?
— Ну, человек десять будет дополнительно.
— А с другой стороны?
— По моим источникам, Рогожин сегодня тусуется в бане. Там он будет не один, понятное дело. Обычно с ним еще два-три «быка» и телок масса. Любит погулять. Остальное снаружи будет крутиться, в кабаке местном.
— Что за баня?
— На Сумской.
— Знаю. Парилка большая, зал с бассейном. Здание старое.
— Именно. Есть в нем одна особенность. Подвал сообщается с соседними. Дверцей. Я тот район хорошо знаю. Рос я там. Когда баню делали, все облазил. Так что через подвал сразу на лестницу попадаешь.
— Понятно. Хорошо, конечно. — Сергей крутил в руках чашечку. Его явно что-то мучило.
Александр следил за руками Сергея Васильевича, подмечая старые шрамы от сведенных татуировок.
— Скажите, — неожиданно обратился к Вязникову Сергей, — вы… стрелять умеете?
— Умею, — просто ответил Александр.
— Умеет, умеет, — проворчал Иван Иванович. — Люди надежные. Фраера, конечно. Но для этого дела подойдут. Тем более что мы поговорить идем.
«Ну-ну, фраера, — подначил про себя Вязников Ивана Ивановича. — А кто твоих молодцов давеча всухую сделал?»
— Я понимаю. Но если уж мы идем разговоры тереть, то хочется прояснить вопрос. Настрой должен быть… как бы это вам сказать, ну, будто вы не говорить идете, а убивать. Вам приходилось?
— Приходилось. Все приходилось. Я понимаю, о чем вы говорите. Будет и настрой, и все, что угодно. — Вязников встал. — А вот и ребята.
В двери незаметно вошли остальные мужчины. Возглавлял процессию старший Морозов. Александр коротко представил гостя.
— Сергей Васильевич — партнер Ивана Ивановича. Будет представлять его интересы на переговорах с Денисом Рогожиным.
После того как друзья расположились в креслах и на диване, Сергей изложил свой взгляд на проблему. Особенных возражений и дополнений не последовало.
— Вопрос об оружии, я думаю, не должен никого ставить в тупик?
Ответом было холодное молчание.
— Прекрасно. Тогда сейчас же и приступаем.
Компания как-то быстро, по-деловому собралась, и через минуту несколько машин уже тронулись в сторону города.
На Сумской было довольно шумно. Невдалеке рабочие ломали недавно положенный асфальт, гремели отбойными молотками, что-то кричал бригадир, стараясь перекрыть компрессор.
«Не так уж и плохо, — подумал Александр. — За этим грохотом ни черта не будет слышно с улицы».
Сама баня представляла собой очень старое здание с полуколоннами, портиком и лепниной. Справа и слева его подпирали такие же образцы сталинского ампира.
— Вот сюда и пойдем, — указал кивком на один из домов Иван Иванович.
— Отлично, — отозвался Игорь. — Мы пойдем, отец, а ты снаружи подожди. У дверей покрутись.
— Не учи ученого, — проворчал старик.
— А ребята твои?.. — спросил Сергей у Ивана Ивановича.
— Ребята подъедут, когда мы внутрь войдем. Нечего зря к себе внимание привлекать.
И они нырнули в душную темноту парадного.
Это отдельная песня — питерские подъезды. Черные. Страшные. Таящие в себе массу историй. Запретных, пугающих. Почему-то в таких местах сразу вспоминаются разгул бандитизма, война, блокада. Кровь, трупы, живое человеческое страдание. Кажется, что каждый дом в Петербурге, каждый двор и закоулок вобрали в себя всю ту боль, что изливалась на улицы города на протяжении всей его истории. Вобрали, пропитались ею, как сыростью, и теперь через много-много лет этот страх все еще сочится сквозь слои штукатурки. От этого тайного ужаса любому неподготовленному человеку хочется поскорее проскочить парадное и бежать вверх, к солнцу. Страшная это вещь, питерские подъезды.
