Рейнблад придержал лошадь, и когда Пайк поравнялся с ним, обратился к дьякону со следующими словами:
— А как думаешь, Герман, орки-полукровки заслуживают равных прав с настоящими людьми?
— Шутить изволите, ваша божественность? — отозвался Герман.
— Вопросы здесь задаю я, — сказал Рейнблад и сделал серьезное лицо.
— Даже не знаю, что ответить, — сказал Герман. — С одной стороны, демократскую ересь я не разделяю, но с другой стороны… Взять хотя бы Звонкого Диска — ну какой он орк? Эта, с позволения сказать, недоразвитая пародия на человека в шахматы кого угодно обыграет. А, я понял, почему вы спрашиваете! Это насчет того, что Джон просил Алиску человеком сделать, верно? Так он это зря, по-моему. Алиска — девка замечательная, но прецедент создавать… Вы, ваша божественность, все правильно сказали, я так считаю.
— Рад, что ты меня понимаешь, — сказал Рейнблад. — Подумай еще на досуге над моими словами.
— Обязательно подумаю, — кивнул Герман. — Как что придумаю, сразу же доложу вашей божественности.
— Докладывать не надо, — покачал головой Рейнблад. — Надо не докладывать, а действовать.
— В каком смысле действовать? — спросил Герман. — Извините, но не понимаю.
— Не понимаешь, — согласился Ренйблад. — Но скоро поймешь. И когда ты поймешь, что я имею в виду, я надеюсь, ты поступишь должным образом.
— Обязательно поступлю, — кивнул Герман. — Я почти всегда поступаю должным образом. Только иногда поступаю иначе, когда упорот, например.
Рейнблад недовольно поморщился.
— Как же меня достал этот дебильный юмор, — сказал он. — Иногда мне кажется, что скоро все хранители будут говорить, как Джон Росс. Он вас будто психотропной инфекцией заражает.
Герман пожал плечами и сказал:
— Так он же Фоксхантер, ему по роду деятельности положено. Если вашу божественность эти инфекции раздражают, я буду тщательно скрывать их проявления, чтобы ни в коей мере… это, как его…
— Заткнись, — сказал Рейнблад.
Герман заткнулся. А Рейнблад стал размышлять над последней дурацкой шуткой Германа. Говорят, в каждой шутке есть доля шутки…
2
— Ну, вот вроде и все, — сказал Джон.
Нажал красную кнопку и отступил на шаг. Большая черная тарелка, которую он только что прикрепил к стене, зашипела, застучала и застрекотала.
— Это что? — спросила Алиса.
— Это радио, — ответил Джон. — Древняя технология, утраченная в мрачные дни межвременья, но возвращенная из небытия совокупным гением Святой Истинной Церкви, неделимой, нерушимой и все такое прочее.
— А зачем это? — спросила Алиса. — Оно так и должно шуметь?
Джон состроил серьезное и просветленное лицо, и сказал:
— Радио дано народу Барнарда, чтобы слушать, что говорят умные люди, и твердо знать, что есть хорошо и что есть плохо. А шуметь радио не должно, сейчас оно потому шумит, что я антенну не подключил должным образом.
Джон подобрал с пола конец толстой металлической веревки и воткнул в бок черной тарелки. Брызнули искры, а тарелка внезапно заговорила яростным человеческим голосом:
— Убить, уничтожить, истребить, стереть…
Джон отдернул веревку, искры прекратились, тарелка перестала говорить и снова стала шипеть и трещать.
— Фигасе напряжение, — сказал Джон. — То ли коротит где-то, то ли еще чего…
Джон нажал красную кнопку, тарелка перестала шипеть. Тогда Джон еще раз воткнул провод в бок тарелки, и на этот раз искр не было.
— Так-то лучше, — констатировал Джон.
И стал возиться с проводом, закрепляя его хитрым зажимом.
— Что это за голос был? — спросила Алиса.
— Морис Байтер по прозвищу Андроид, — объяснил Джон. — Спикер Совета Нации.
— Почему Андроид? — удивилась Алиса. — И почему он так ругается?
— С прозвщием сэра Байтера связана интересная и поучительная история, — начал рассказывать Джон. — Есть такой художник Илайя Айерс, ему однажды поручили нарисовать картину «Заседание Совета Нации», чтобы в самом Совете Нации повесить, типа, официоз и все такое. И как-то случайно получилось, что Байтера он нарисовал два раза — один Байтер на трибуне стоит, речь произносит, а второй в первом ряду сидит и сам себя слушает. Картину сняли, Айерса как-то наказали, а про Байтера пошел клеветнический слух, что у него есть копия в виде андроида, и эта копия заседает в Совете Нации, а настоящий Байтер сидит у себя дома, курит опиум и расслабляется.
— А ругался он почему? — спросила Алиса.
— Сильно расстроен, что эльфы обгрызли Патти Трисам, — объяснил Джон. — В глубине души он, конечно, не расстроен ничуть, но по должности положено демонстрировать скорбь, вот он и старается. А то люди скажут: «Ты почему не печалишься? Ты, должно быть, Самого Дорогого Господина не уважаешь, а Конституцию на пальце вертел! Ты, наверное, эльфийский прихвостень и предатель человеческой расы!»
— Ничего не поняла, — сказала Алиса. — Бред какой-то.
— Не бред, а политика, — уточнил Джон. — Не бери в голову, милая, у них так принято.
— У кого? — спросила Алиса.
— У министров, депутатов и прочих чиновников, — ответил Джон. — Во всей власти один только адекватный человек, да и тот, засранец, не хочет тебя человеком делать, тараканы в голове не разрешают. Ничего, милая, мы прорвемся. Я думаю, дней через пять выдвинемся в Оркланд, еще дней десять-пятнадцать на дорогу, и конец твоей орочьей жизни. Ты человеческую татуировку уже выбрала?
Алиса растерялась. Она вдруг поняла, что на самом деле не верила, что скоро станет человеком. Она знала, что верит, но не верила. Она никогда не задумывалась, как конкретно изменится ее жизнь после смены расы, ей ни разу не приходила в голову даже такая простая мысль, что у людей тоже есть татуировки. У Джона, например, индюк…
— Можно мне такого же индюка, как у тебя? — спросила Алиса.
Почему-то эта просьба очень позабавила Джона. Отсмеявшись, он сказал:
— А почему бы и нет? Можно даже как у Джакомо, ха-ха-ха!
— Джакомо — это кто? — не поняла Алиса. — Имя какое-то нечеловеческое.
— Ты его однажды видела мельком, но вас друг другу не представили, — сказал Джон и снова засмеялся.
И вдруг резко посерьезнел. Алиса уже привыкла к подобным переменам в его настроении. Поначалу она думала, что так проявляется безумие, но теперь она знала правду.
— Что на этот раз спутник показывает? — спросила она.
— Спутник ничего особенного не показывает, — ответил Джон. — Это не от спутника сигнал пришел, а от троянского демона.
— Ты говорил, демонов не бывает, — удивилась Алиса.
