Впрочем, физическая нагрузка давала свои плюсы. Во-первых, ритм глушил черные мысли, лезущие в голову. Во-вторых, интенсивные движения разгоняли кровь и грели едва не околевшие после купания в ледяной воде мышцы.
Говорить не хотелось. Я просто тупо глядел вперед и давил на рычаг, стараясь не сбивать дыхание. Рядом сопела Ева.
Фонарик, приспособленный на кожухе на манер фары, высвечивал прямые струнки рельс и неповторимый каменный узор на закругленном своде. Все продумал неизвестный проектировщик туннеля, кроме одной детали: не стоило облицовывать стены красным материалом. Багряная бесконечность жутко угнетала.
Прошло минут сорок или чуть больше. По моим прикидкам, мы преодолели треть пути. Руки и спина уже порядком устали, и Ева предложила сделать небольшой привал. Мы остановились. Присели, тяжело дыша.
Как же здесь все-таки тихо, если не шуметь. Воздух будто пропитан невидимой субстанцией, поглощающей звуки. Даже биения сердца не слышно, хотя я чувствую, как оно колотится в груди.
— Надеюсь, там то, что нам нужно, — сказала Ева, переведя дух. — Продукты. Уголь. Редкие лекарства.
— Наверное, — без энтузиазма отозвался я.
Почему-то теперь, когда мы почти добрались до цели, не хотелось никаких райских кущ. Осталась лишь неодолимая жажда дойти и открыть заветные двери. И отчего-то душу точила злая уверенность, что за ними — пусто. Ну, может быть, не совсем пусто, а какое-нибудь заштатное ГБ-хранилище с брикетами соли и упаковками противогазов.
Сейчас мне казалось, что на самом деле никогда не было и не предвидится никаких вторых шансов для рухнувшего мира и подернутого пеплом мегаполиса. Так и будем мы копошиться под землей, словно ослепшие кроты. Делить клочки отравленной почвы, прогрызать новые и новые границы, возводить стенки, строить заградительные посты и чертить демаркационные линии. И единственная наша отрада в том, что мы иногда с грустью вспоминаем о прошлом. Редко-редко. Да и эта отрада сомнительная, потому что в прошлом мы так же рыли, делили, возводили и отчеркивали.
Роем и роем границы. Роем и роем. А чтобы создавать о себе человеческое впечатление, мы, убогие, косноязычно делимся друг с другом одинаковыми страхами, пустыми байками и никчемными радостями.
И возникает резонный вопрос: а достойна ли такая жизнь чего-то большего? Или хватит с нее кило соли да ящика с противогазами?
— Сомнения — это тоже часть пути, — сказала Ева, поймав мой потухший взгляд. — Самая трудная его часть...
— Хватит строить из себя провидицу, — оборвал я ее философские измышления. — Лучше скажи, что за лекарство тебе нужно?
— Цианокоболамин. Проще говоря, витамин B12. Его запасы давно кончились у барыг с Клинической, а в армейских хранилищах ампулы должны быть.
— Чем больна твоя мать?
— Дефицитная анемия. Нахваталась радиации. Если не ввести препарат, то она скоро умрет. Попасть к Вратам — мой единственный шанс спасти ее.
— Только за этим идешь?
Ева не обиделась. Задумалась на секунду и ответила:
— Не только. Хочется увидеть, что же в конце туннеля. Честно. Я живу так, как научила меня мать. У нее до болезни была очень сильная интуиция, она умела ловить в людях осколки настоящего и чувствовать далекое будущее. Мать научила меня видеть. Но я не знаю, чем заканчивается твой путь.
Она замолчала.
— Зато я знаю, чем закончился путь Егора, — зло обронил я. — Ножом в спину от твоего бывшего хахаля.
— Мне боязно за твоего друга, — мягко сказала Ева, кладя ладонь на мою разбитую руку. — Но ты не можешь быть уверен, что его путь прервался. Ты не видел.
— Как это не видел? — опешил я.
— А что ты видел?
В первый момент я решил, что она просто пытается подбодрить меня, но через миг понял: ни в коем разе. На Еву это не похоже. В голове вновь всплыла последняя картинка схватки, застывшая в памяти.
Разъяренный Эрипио, нож и Вакса, тянущий на себя дверь.
— Хочешь сказать... — Я передернул плечами. — Думаешь, он жив?
— Ты не видел его смерти. Не надо ее додумывать.
Я стиснул зубы. Да, мне очень хотелось бы надеяться на чудесное спасение Ваксы. Вот только от моей надежды, будь она хоть трижды праведной и чистой, сказки былью не станут. Чудеса, если верить формальной логике и одной из самых тиражных и противоречивых книг прошлого, закончились, когда Бог создал человека.
— Поехали, — сказал я, не желая продолжать разговор. — Засиделись.
Рычаг скрипнул, с металлическим стоном повернулись оси, стукнули на стыке колеса. Красные стены опять поползли из мрака навстречу нашей крошечной «телеге». Они надвигались, светлели в луче фонарика, скользили мимо и резко пропадали в темноте. Дрезина шла мягко, и поэтому создавалось необычное впечатление: мы будто бы неспешно летели сквозь плотный багровый туман.
Прошел час или около того.
Два или три раза попадались перпендикулярные отА ветвления, но мы даже не останавливались. Лишь чуть сбрасывали скорость и снимали пистолеты с предохранителей. Предосторожности, впрочем, были излишни: туннель был пуст, и очень давно. Скорее всего, с самого дня катастрофы.
— Знаешь, что будет по-настоящему смешно? — выдохнул я, механически давя на рычаг.
— Что? — отозвалась Ева.
— Доезжаем мы, значит, до конца этой норы, а там гермодверь. — Я быстрым движением смахнул пот со лба и вернул руку на рукоять. — Такая же, с ключиками.
— Это будет грустно, а не смешно, — не разделила моей иронии Ева.
И вновь мы замолчали. Как странно временами случается в жизни: двух людей тянет друг к другу, но они не имеют возможности часто встречаться — выхватывают из-под носа у судьбы крохи времени, чтобы побыть вместе, поговорить, насладиться короткими мгновениями близости... А потом их пути переплетаются настолько плотно, что через сутки с небольшим слова становятся лишними.
Я чувствовал, как истончилась грань, разделяющая нас. Мы сейчас касались друг друга не только плечами, но и душами. И холодный родник, бьющий в Еве, снова зачаровывал своей чистотой.
Можно припасть к нему губами и застыть в ледяной судороге.
А можно набрать немного в ладони, согреть и потом насладиться маленькими глоточками.
Грань между нами теперь была такой тонкой, что оба варианта развития событий были в равной степени вероятны...
— Тормози, — сказала Ева, отпуская рычаг и присаживаясь на скамейку. — Рельсы разобраны.
Впереди отсутствовал сегмент полотна. Туннель наполовину был завален кургузыми шпалами, «костылями» и скобами. Возле стены валялась штыковая лопата и щетинилась ручками опрокинутая набок тачка.
