Его сразу развезло, хотя стало очень тепло, и огонь, который поселился в желудке, разбежался по всем жилам. Захотелось спать. Его клонило то вправо, то влево. В последний момент Костя чудом не упал со стула, а когда надо было встать, упирался то плечом в буфет справа, то клевал носом в умывальник слева. Он вздрагивал, как больная лошадь, и таращился в коридор, откуда, скорее всего, должна была проистекать опасность. Но сон наваливался все сильнее, затягивая в свои видения, и сил не было с ним бороться. Костя понимал, что засыпать нельзя, что надо встать и уйти, пока его не поймали и не превратили в синего человека. Тем более, что в прихожей стояли кирзовые сапоги, которыми можно было воспользоваться, а на вешалке висел вполне приличный бушлат. Но сон пьянил сознание и предлагал сладостные видения. И Костя почти уступил ему.
Вдруг он услышал сквозь тяжелый морок, как кто-то зашел в сени, и хотел схватить автомат, но его почему-то под рукой не оказалось, хотя Костя точно помнил, что прислонил его к столу. Тогда он сорвал с поленьев еще сырые ботинки с носками и спрятался под стол, на котором стоял самовар. Вошли двое в яловых сапогах, с оружием, которое, однако, оставили в прихожей.
— О, — воскликнул один из них сиплым голосом, — чаёк! — и уселся на стуле, на котором только что сидел Костя.
— Где-то здесь у Ирки должны быть сушки, — сказал другой, судя по звонкому голосу, помоложе.
Он стал шарить в буфете, гремя баночками и шурша пакетами.
— Брусничное варенье будешь?
— Гадость… надоело… — ответил Сиплый. — Водки нет? Что-то мне водкой пахнет!
— Откуда у Ирки водка? Она одна не пьет.
— Я говорю, пахнет, значит, пахнет. У меня на это дело нюх особый.
— Да ладно, брось. Я бы знал. Что мне, для друга жалко?
— А может, и жалко! — хитро ответил Сиплый. — Откуда я знаю?
— Ну тогда поищи сам, — с вызовом ответил Молодой.
— А-а-а! — засмеялся Сиплый. — Пошутил я, пошутил. Хотя пахнет, точно.
— Ты знаешь, а ведь действительно пахнет.
Костя, который сидел ни жив, ни мертв, перестал дышать.
— Ну так поищи для друга!
— Я точно знаю, что самогон она давно не гнала. Не из чего бражку делать. Последний раз когда завоз был?
— Осенью.
— Вот видишь! А когда будет следующий, неизвестно. Откуда у нее самогон? Сахар — ек.
— Бабы народ хитрый. Пахнет не самогоном, а водкой. А водка у нас у кого?
— Иди ты! — предупредил Молодой после паузы. — А то в дыню дам!
— Брось, чего ты?! С тоски и не то сотворишь! Или скажешь, что Ирка у тебя не такая? Вот моя Лорка, как она была в меня влюблена! Клялась быть верной не хуже жен декабристов. Поперлась за мной на край света. Зимой у нас на кухне сосульки висели, а в умывальнике лед плавал.
— Да помню! — согласился Молодой.
— А что учудила? — продолжил Сиплый. — Втрескалась в лейтенантика!
— Ну-у-у? — лениво отреагировал Молодой, наливая в кружки чай.
Но Костя уже понял, что сейчас будет мордобитие — слишком резиновым был голос у Молодого.
— Из последнего пополнения.
— Ну-у-у и?..
— Что «ну-у-у и»?.. — переспросил Сиплый. — Я его отправил в Земляное, а ее порешил.
— Лорку, что ли? — насмешливо удивился Молодой. — Врешь, я ее сегодня видел!
— Конечно, не до смерти, но рука у меня тяжелая. Слушай, чего ж так спиртом пахнет?! — И, отогнув клеенку, заглянул под стол.
С минуту он смотрел на Костю, как на привидение, а потом они его вытащили в коридор и стали избивать.
— Вот он, твой лейтенантик! — радостно кричал Сиплый, норовя заехать кулаком Косте в лицо, чтобы поставить синяк.
Но у него не получалось, потому что каждый раз, когда, казалось, его кулак должен был найти свою цель, Костя исхитрялся уворачиваться, хотя его крепко держал Молодой.
— Погоди! Погоди! — твердил он. — Сейчас мы тебя! Ты не крутись! Не крутись! Будь мужиком!
«Бах!»
— Да что ж ты в меня бьешь, придурок?
— А ты держи крепче!
«Бах!»
— Ну ты и гад! — воскликнул Молодой, готовый оставить Костю в покое и броситься на мазилу.
— Стойте! Стойте! — закричал Костя, вдруг с легкостью разрывая объятья Молодого. — Вы синие люди?!
— Не люди, а человеки, — назидательно поправил Сиплый. — Люди на Большой земле живут, а мы человеки.
— Так я оттуда и прибыл! — огорошил их Костя.
— Ты, правда, приехал не к моей Ирке?! — обрадовался Молодой, отпуская его.
— Конечно, правда! Я просто грелся, — и Костя кивнул на ботинки, которые валялись под ногами.
— А спирт у тебя откуда? — с подозрением спросил Сиплый, не желая так просто расставаться с Костей.
— С позиций. Я у Гайдабурова в гостях был да заблудился в снежном заряде.
— Должно быть, не врет, — сказал Сиплый, — был заряд. То-то мне морда его не знакома. Точно! Он не из нашего гарнизона!
И только он собрался отпустить Костю на все четыре стороны, как в комнату влетел генерал Лаптев собственной персоной и как заорал:
— Молчать! Смирно! Руки по швам! Дайте мне его обнять! Дайте! Я сотворю из него настоящего, первосортного «глушителя мыслей».
Костя, который уже понял, что это сон, рванулся что есть сил, хотел убежать, да не смог. А подлый генерал, от которого почему-то пахло чем-то горелым, все приближался и приближался, и Костя уже знал, что неизбежно станет синим человеком. Ему сделалось так противно, что он дернулся в одну сторону, в другую, мучительно застонал и… проснулся.
Он по-прежнему сидел на стуле. Ботинки упали с поленьев, и у одного из них тлела подошва. Носки высохли, а колени стали горячими.
Костя принялся обуваться. Руки и ноги у него нагрелись, а лицо пылало. Должно быть он заболевал. Черт с ним, все равно успею, подумал он.
— Новенький, что ли? — спросила незнакомая женщина и прошла в комнату.
Костя никак не мог зашнуровать левый ботинок. Шнурки были мокрыми и непослушными.
— Новенький, новенький… — радостно подтвердила другая женщина и тоже прошла в комнату.
— Ты напои гостя чаем, — велела первая женщина.
— Я ему черничной настойки дам.
— Костя! Это ты?! — раздался удивленный голос.
В двери, скрестив руки на груди, стояла Ирка собственной персоной.
— Ты что здесь делаешь?! — хотел спросить он, но все понял, потому что вид у Ирки был соответствующий, то есть она была одета в армейскую форму, на плечах носила сержантские лычки, а ее безумно прекрасные ноги, в которые он был так сильно влюблен, теперь прятались под бесформенной зеленой юбкой.
— Я, Костик, — сказала она, — замуж вышла, служу в армии планшетисткой. Ты же меня бросил?!
