Но маленький БЛА больше не прилетел. Зато высоко в небе появился большой БЛА и стал нарезать круги.
— Черт знает что! — выругался Калита. — Ну, что ты видишь?
Чачич, как бывший вертолетчик, рассматривал БЛА в бинокль.
— Здоровая чертяка, — сказал Чачич. — На боку надпись «USA».
— Вот это да! — воскликнул Калита. — Выходит, мы в американскую Зону вперлись?!
— Или они к нам, — зло возразил Жора.
— Или они, — согласился Калита. — Ну, чего будем делать? Он же нас видят как на ладони.
— Придется ночью идти, — сказал Дубасов.
— У них и ночные приборы есть, — ответил Чачич. — Я вот боюсь, как бы хуже не было.
— В смысле? — посмотрел на него Калита.
— В смысле, чего они к нам прицепились? Им больше делать нечего? Вокруг столько сталкеров!
— Сталкеров много, — согласился Калита. — Значит?..
— Значит, они по нашу душу.
— Или мы по их! — снова веско вставил Жора Мамыра.
Андрей Дубасов только хмыкнул, в том смысле, что с кем наш дитятя решил потягаться?
— А вот увидишь, — сказал Жора. — Вот увидишь! Наши им сейчас надерут жопу!
— Чем, — с усмешкой спросил Андрей, — веником?
Жора спорить не стал, а ворча себе что-то под нос, подхватил гранатомета РГ-6 и «муху», и они, поглядывая в небо, пошли дальше. Больше они ни о чем не говорили. Да и разве поговоришь, если за тобой следят. Жора из презрения поплевывал в пыль, а Калита оценивающе поглядывал на БЛА и шептал: «Ну спустись, спустись. Ты же видишь, какие мы беззащитные. Идем себе и идем. Ну спустись, посмотри, как я в носу ковыряюсь. Дай мне шанс пальнуть в тебя».
Дубасову было все равно. Ему хотелось побыстрее с кем-нибудь сцепиться и отомстить за Куоркиса и Венгловского.
Один Чачич не ворчал и не расстраивался, потому что какой смысл, к тому же он, как профессионал, прекрасно знал возможности БЛА и считал, что они, все четверо, обречены, только не говорил об этом. Сейчас пальнет какой-нибудь ракетой, думал он, и был Серега, и нет Сереги. Но БЛА по-прежнему безмолвно кружил в синем небе.
Они прошли кварталов пять. Уже взмокли и выпили половину запаса воды, и по расчетам Калиты находились недалеко от таинственной черной стены, когда в небе родился звук.
* * *
Капитан Березин делал вид, что напился. На самом деле, он чувствовал себя натянутым, как струна. Сплошной перевод продукта. Друг — это, конечно, хорошо, думал он, это святое. Но с таким другом, увы, каши уже не сваришь. Того и гляди сделает тебя «глушителем мыслей», а ведь потом с него не спросишь. Какой спрос с сумасшедшего? Скажут: монстр, он и есть монстр, и все! Поэтому с того момента, когда ушел Костя, он стал опасливо поглядывать на своего армейского друга, но, боясь напрасно обидеть его, делал это очень осторожно. Спирт кончился, а Костя все не возвращался, и Арсения Гайдабурова стало ломать. Вначале он еще справлялся с желанием наброситься на Березина и высосать из него душу. Спирт и еда способствовали благодушному настроению. Но как только он начал трезветь, руки у него сами собой зачесались и потянулись к горлу друга. Напрасно он укусил себя до крови за большой палец, напрасно всадил себе в ногу вилку. Ничего не помогало. Боль в его больной организм не возвращалась. В какой-то момент он очнулся оттого, что его сильно и очень больно бьют. А так как синие человеки вообще малочувствительны к боли, то он осознал ситуацию только той частью сознания, которая еще не была затронута болезнью.
— Братцы! — закричал он. — Убейте меня! Убейте меня быстрее! Сил нет терпеть!
— Сволочь! Гад! — отвечал ему Березин. — Ты же меня чуть монстром не сделал! Ведь знал же! Знал! А мне еще в союз писателей хочется вступить! Кто же туда примет с такой мордой, как у тебя?!
— Если бы я хотел, то сделал бы! — затравленно оправдывался бедный Гайдабуров.
Руки у него уже были связаны, и он в отчаянии бился головой о металлические части кабины. Не было ему прощения, а за прощение проливают кровь.
— Посиди пока здесь! — велел Бараско и захлопнул дверь. — Ну, что будем с ним делать? — спросил он у ошарашенного Березина.
Березин ходил перед РПН, потирал шею, которую ему едва не свернул армейский друг, и не знал, что ответить. Все произошло так быстро, что он еще не пришел в себя. Если бы не Бараско, который разбил приклад о голову Гайдабурова, стал бы Березин обычным синим человеком, ходил бы по свету и портил нормальных людей, а о писательских лаврах вообще мог забыть.
— Черт его знает, — ответил он. — Застрелить жалко, друг как-никак!
— Друг! Друг! — бился головой о стойку Гайдабуров.
— Давай решать быстрее, — сказал Бараско, — а то он сейчас всю кабину кровью зальет.
У него был заряжен гранатомет, и он готов был одним выстрелом решить проблему.
— Кончай реветь! — сказал Березин, распахивая дверь. — Ты себя в руках держать можешь?
— Пока пьян, — признался, всхлипывая Гайдабуров.
— Ладно, сейчас Костя спирт принесет, и поговорим. Может, что-нибудь и придумаем.
— А что?! Что?! — радостно закричал Гайдабуров. — Сделайте мне какой-нибудь укол, чтобы я окончательно не превратился в «глушителя мыслей»!
— Сейчас, погоди! — пообещал Березин, мысленно матеря Костю, ведь у Кости «анцитаур» — единственная их надежда.
И где его только носит? — думал Березин с раздражением.
В этот момент и прозвучали выстрелы. Бараско бросился на помощь Косте, но налетел снежный заряд, и они разминулись. Когда снежный заряд ушел в сторону залива, Бараско обыскал все окрест, но, кроме следов крови и оторванного капюшона маскхалата, ничего не обнаружил. Это означало, что Костю захватили «глушители мыслей» и собираются сделать из него синего человека, если уже не сделали.
Бараско вернулся и обо всем рассказал Березину.
— Жаль Костю! — воскликнул Березин. — Это никуда не годится. Это очень плохо! Ебическая сила! И «анцитаур» пропал.
Гайдабурову налили стакан спирта и без всякой жалости приказали выпить. После этого ему развязали руки и обработали раны.
— Вы же не бросите меня, ребята?! — всхлипывал пьяный Гайдабуров. — Вы же не такие гады, как я?! А?! Не бросите?!
— Сиди! — отвечал ему армейский друг с пьяной откровенностью. — Думаешь, мы такие подлые, как ты? Мы ведь люди! А ты кто?!
— Да! — кричал пьяный Гайдабуров. — Вы люди! А мы человеки!
На всякий случай Березин тоже выпил спирта, расчувствовался, и ему стало жаль друга.
— Гад ты, Арсений! — сказал он. — Гад! Но я тебя не брошу. Слышь, — позвал он Бараско, который с автоматом наперевес охранял машину, — надо побольше спирта запасти.
