Время платить по счетам…
Он прицелился в пулеметчика у спарки, стоящего к нему спиной. Спустил курок — на обтянутой пятнистой тканью спине пулеметчика появилась дырка, сама ткань стала стремительно набухать темным. Он передернул затвор — на это у него ушла секунда, не больше. Снова прицелился — но пулеметчика уже не было видно, дырчатые кожухи стволов спаренного пулемета безжизненно смотрели в небо…
Есть.
Вторым — он застрелил того, кто трахал женщину на земле. Он был один и на него не особо обращали внимания — такие цели нужно выбивать в первую очередь. Пуля попала ему в бок, он дернулся в последний раз и застыл.
Have a good fuck.
Затем он убил двоих, которые стояли у разожженного костра и смотрели, как горят люди, которых они облили бензином и подожгли. Первый — упал как колода вперед, в костер, второй только успел тупо оглянуться. Пуля сразила и его…
Затем он перенес огонь на тех, кто осаждал последние два оплота защитников деревни. Там грохотали выстрелы, и все внимание осаждавших было приковано к узким окнам первых этажей все еще обороняющихся домов. Он начал выбивать их, спокойно и методично, рассчитывая на то, что вышедшие из своих домов защитники деревни — нападут на нападавших, создадут панику и завяжут бой — а в этом бою он спокойно доберет, кого сможет. И уж точно — в бою никому не будет дела до снайпера — одиночки на холме над деревней…
Потом — он услышал раскатистый грохот крупнокалиберного пулемета и мысленно выругался последними словами. Акумба — все-таки добрался до пулемета и решил принять бой — один против всех.
Самое плохое — что у него оставался только один патрон, а потом винтовку надо было перезаряжать. Этим патроном он прибил еще одного солдата — а потом лихорадочно принялся заталкивать в горловину патроны, один за одним. Старый Маузер был всем хорош — вот только магазин у него был несъемный, даром что на десять патронов, а не на пять как большинстве винтовок того времени. На обычной пехотной винтовке он снаряжался обоймой — а тут патроны приходилось заталкивать по одному.
Снарядив восемь патронов — он достал первый в ствол, закрыл затвор, прицелился. Боевиков оказалось еще больше, чем он думал, они выскакивали из домов — многие полуголые, даже голые, но с оружием. Крупнокалиберный, достающий на два километра пулемет делал их число меньше и меньше…
Он увидел, как выруливает ФИАТ с пулеметом — и красиво, с одного выстрела снял стрелка. Водитель даже не понял, что произошло — он вырулил прямиком под огонь, но стрелка не было, стрелок был мертв — а через пару секунд погиб и он в пробитой пулями кабине…
Он стал искать цели. Застрелил еще автоматчика — потом ему посчастливилось застрелить пулеметчика, грамотно расположившегося в канаве. Потом — он услышал хлопок и едва слышное шипение, зашарил прицелом, отыскивая цель — но уже опоздал. Все, что он увидел — это кузов перекрывающего дорогу ФИАТа, вспышку и дым гранатометного разрыва. Все, что он смог сделать в ответ — это отыскать и с двух выстрелов снять гранатометчика.
Акумба, Акумба…
Он снова дозарядил винтовку — если делать это после каждых трех — четырех выстрелов, она дозаряжается быстрее. Услышал звуки стрельбы, перестрелки. Развернул винтовку — те, кто еще оставался в живых вели перестрелку с несколькими мужчинами, на головах у которых были черные повязки. Так все и получилось — последние защитники селения вели бой с уцелевшими бандитами…
Паломник нащупал перекрестьем прицела автоматчика у машин, прицелился…
Вблизи — деревня представляла собой намного более страшное зрелище, чем с пятисот метров в перекрестье прицела.
Пули в стенах и брызги крови, возле многих — лежат трупы, в основном — подростки, мужчин мало. Разорванные пулями крупнокалиберного пулемета тела боевиков — около одного из них Паломник подобрал автомат — штатная, семидесятая Беретта, довольно ухоженная. Не похоже на оружие бандитов. Много и женских трупов, из домов — тащит запахом крови, гудят, вьются над трупами мухи. По улице — идет, словно слепая, голая, черная женщина, неся в руках труп маленького ребенка…
Паломник почувствовал, что кто-то есть сзади, резко обернулся. Но это был всего лишь ребенок, лет семи, мальчик — он протягивал большую кружку, наполненную водой.
— Сахииб[103] — сказал он, смотря на Паломника блестящими черными глазами.
— Сахииб… — согласился Паломник и взял кружку с водой.
Сначала к нему опасались подходить. Пусть он помог им — но он был снайпером, а снайперов здесь боялись как огня. Потом — трое мужчин подошли к нему, у каждого из них было оружие. Ни одному из них не было и тридцати.
— Приветствую тебя, мужчина и воин от лица моего народа — сказал один из них, с черной косынкой на голове
— Приветствую тебя как воина и вождя своего народа — ответил Паломник
— Увы… вождь моего народа и мой дед при смерти, и его судьба — в руках одного лишь Аллаха. Скажи, зачем ты помог нам, белый? Разве ты один из нас?
— Я африканец. Я один из вас.
— Если так… Аллах послал тебя на нашем пути.
— Я возьму автомат и пулемет. На дорогу. И одну из машин. Все остальное — ваше.
Негр с рукой, перетянутой жгутом, сделанным из головной повязки, кивнул.
— Ты можешь взять все, что тебе нужно, мадах.[104] Когда ты убивал врагов — мы всего лишь спасали свои презренные жизни.
Негр заметил, что один из убитых в камуфляже подает признаки жизни, здоровой правой рукой прицелился в него из пистолета. Пистолет громко выстрелил.
— Почему они пришли сюда? Это бандиты?
Негр захохотал — так что Паломник вздрогнул. У них это было — они могли засмеяться в самых, по мнению европейца, неподходящих обстоятельствах.
— Ты вероятно долго не был в нашей стране, белый.
— Меня не было несколько лет.
— Тогда ты многое пропустил, белый. Это военные.
Паломник не поверил
— Как военные? А кто тогда генерал-губернатор?
— Генерал-губернатора здесь больше нет, белый.
— Как нет? Здесь что — больше нет итальянцев?
— Почему ж нет, белый. Итальянцы есть, хоть до них и не добраться. У нас теперь есть первый пожизненный президент Сомали, фельдмаршал, кавалер ордена Золотой звезды, кавалер ордена Серебряной звезды Мохаммед Фарах Айдид. А эти люди, которых ты убил — его армия, так что тебе не стоит тут задерживаться.
Паломник не поверил своим ушам.
— Как же он…
— Были выборы.
— И вы выбрали его?
Негр посмотрел на Паломника как на ребенка, болтающего глупости.
