про магию, сказала «вашу лирскую». У вас она другая? Разве магия не одна и та же везде?
– Хм, нет. Это зависит от богатства мира энергией, от частоты рождения одаренных людей, то есть, привычно ли волшебство или остается диковинным чудом. Но самое главное, от людского отношения к магии. Я сделала для себя вывод, что магия – это то, что называют магией. Как бы парадоксально это ни звучало.
По общему согласию было решено не останавливаться после рассвета, а идти до упора, тем более, что пустыня уже оставалась за спиной и жара заметно спала.
К полудню спутники оказались в предгорьях. Умывшись в бегущей с гор бурной речушке, они начали восхождение.
– Ну вот, Саймон, ты пересек язык Великой пустыни, – весело сказала Лайза. – Можешь занести это в список личных достижений.
Если на севере горы Сай начинались с покрытых зеленью холмов, постепенно растущих и медленно и незаметно переходящих в собственно горы, то на границе Великой пустыни такого привлекательного фасада не было. Горы практически сразу уходили в заоблачные выси, а острые серые камни предгорий не украшала зелень. Однако такой суровый вид отлично гармонировал с пустыней. Ведь, право слово, не смотрелись бы тут зеленые холмы.
Лезть к здешним вершинам без снаряжения и подготовки явилось бы вернейшим методом самоубийства. Однако до храма Кноу можно было добраться по извилистым, но более-менее проходимым для пешего странника подходам. Изредка на камнях встречались небольшие, величиной с ладонь, выбитые стрелки-треугольники с причудливой руной в основании. Эти стрелки, как было широко известно, указывали направление к храму. Но одно дело просто знать, что означают рисунки, видеть их в книгах, и совсем другое – идти по кручам, дрожа от ледяного ветра, ища маленькие стрелки и стараясь выдерживать указываемое ими направление.
Спутники постепенно забирались все дальше и выше. Изредка путь им преграждали узкие, но глубокие ущелья. В большинстве случаев через них были перекинуты висячие мостики, составленные из досок и веревок и казавшиеся ужасно ненадежными. Далеко внизу под ними бурлили стремительные речки или просто лежали валуны. Если мостов не было, приходилось идти боком по узенькой тропке, прижавшись к отвесной скале и стараясь не смотреть вниз.
Наконец впереди открылось широкое ущелье, настоящая пропасть, через которую вел даже не мост, а узкая, дважды изогнутая насыпь. Перед самой пропастью была стрелка, однако символ в основании был не таким, как у других стрелок по дороге. Насыпь подходила к высокой стене из огромных каменных блоков, точнее, к металлическим двустворчатым вратам с маленькой дверцей-калиткой, на которой был изображен тот же символ, что и у стрелки на другой стороне пропасти. На калитке выделялось кольцо-молоток, Лайза взялась за него и постучала.
Дверца открылась почти сразу же. На пороге стоял молодой парнишка-монах, бритый наголо кроме длинной косички на левой стороне затылка, одетый в серую грубую одежду. Лайза обратила внимание на его открытые улыбающиеся глаза.
– Добро пожаловать в храм Кноу, путники, – монах отступил в сторону, давая возможность пройти. – Мы рады гостям.
Спутники шагнули, чуть пригнувшись, в калитку и оказались на монастырском дворе. Стена уходила вправо и влево, обхватывая гигантскую территорию, центром которой являлась целая гора, чья вершина терялась за облаками. Скольких трудов стоило построить эту стену, даже представлялось с трудом. Наверняка здесь не обошлось без магии, решил Саймон. По левую руку от вошедших гостей располагалось большое ровное пространство. В центре его находился колодец, чуть в стороне, на посыпанной белым песком квадратной площадке несколько монахов отрабатывали приемы какого-то боевого искусства. А прямо впереди открывался сам монастырь. Частично вырубленный прямо в скальной породе горы, частично построенный из больших каменных блоков, он приковывал внимание. Куда-то вверх уходило множество каменных лестниц-тропинок. Словно ласточкины гнезда тут и там чернели провалы окон и входов. Повсюду зеленели кусты и деревья.
– Ступайте за мной, путники, я покажу вам кельи для гостей, – произнес монах-привратник.
– Что, так сразу – и в гости? – удивился Саймон. – Даже не спросив, кто мы такие и зачем пришли сюда?
– Вы – уставшие путники, – слабо улыбнулся послушник. – У нас принято сначала дать гостю возможность отдохнуть после трудной дороги, а уже потом говорить о делах, его сюда приведших. Но вы можете сообщить мне цель своего визита, и я постараюсь вам помочь.
– Э, при всем уважении, не хочу вас обидеть, но ваш пост для этого достаточен?
Монах улыбнулся.
– Я подразумевал, что сообщу это настоятелю. О нет, что вы, не извиняйтесь, – юноша вскинул руки в останавливающем жесте, видя смущение на лицах гостей. – Вы меня никоим образом не обидели. Да и как можно обидеть? Только человека, который готов обидеться, можно обидеть. Если мне указывают на занимаемый мною пост в монастыре, как я могу обидеться на правду? Если сенсей указывает мне на какие-то недостатки, как же я обижусь на правду? Если какой-то незнакомый человек говорит мне о моих недостатках, то я смотрю, нет ли у меня действительно того, о чем он говорит. И если такое есть, я благодарю его за помощь, а если такого нет, то я понимаю, что этот человек говорит неправду. Зачем же мне обижаться на явные глупости? Если же он хочет оскорбить меня, то обижаться все равно нет смысла, ибо говорящий неправду о других заслуживает не обиды, но сожаления. Впрочем, мы пришли. Вот кельи для вас. Там есть вода, чтобы умыться, и кровати, чтобы спать. Если вы голодны, обратитесь к любому из братьев, он укажет вам путь в столовую. Удобства в той стороне.
Монах удалился, оставив спутников у двух одинаковых дверей в конце небольшого коридора.
– Знаешь, мне кажется, здесь живут странные люди, – заметил Саймон.
– Значит, мы пришли куда надо, – отрезала чародейка. – Здесь нам самое место.
– И ведь не поспоришь, – вздохнул бард и открыл дверь.
Келья представляла собой небольшую комнату, пять шагов на три. Небольшое окно без ставней выходило на пропасть. Залетевший в него порыв холодного ветра заставил барда поежиться. Из мебели в келье находилась только узкая кровать из неструганных досок, представлявшая собой просто более-менее ровную площадку на коротких ножках, и маленький стол из таких же досок, на котором стоял глиняный кувшин с чистой холодной водой и глиняная чашка.
Саймон бросил сумку на кровать, вышел обратно в коридор и постучался к Лайзе. Чародейка стояла у окна и смотрела вниз.
– Ну и как ты это находишь?
– Красиво. Холодное величие гор. Как я понимаю, эта пропасть идет вокруг храма наподобие крепостного рва.
