Значит, нужно идти дальше.
И тут из-за угла здания Дэвидсона появился мужчина в красной бандане. Он шел через площадь, направляясь к машине. Сердце Джека замерло, а потом отчаянно забилось – на него нахлынула паника.
Он ударил плечом в дверцу, выскочил из микроавтобуса и помчался в сторону банка, ожидая выстрелов. Разбитые окна звали его к себе, ждали его, обещая спасение. Когда Джек был уже совсем рядом, он услышал три выстрела, сделанных с удивительной быстротой, а потом влетел в вестибюль, с удивлением отметив, что в него не попали. Он свернул налево, взбежал по ступенькам и метнулся в сторону отдела ипотеки. Внутри было темно, и свет едва проникал в окна кабинетов, выходивших на площадь.
Джек остановился.
В вестибюле послышались шаги.
Затем звук шагов раздался с лестницы.
Колклу оказался в лабиринте выгороженных кабинетиков и письменных столов. С каждым шагом, уводившим его от окон, мир вокруг становился все темнее.
Беглец опустился на четвереньки и заполз под письменный стол, оказавшись отрезанным от внешнего мира. Он задыхался, и звук его дыхания заглушал все остальное. Мужчина закрыл глаза, стараясь успокоиться. В конце концов его сердце стало стучать ровнее, и он услышал приближающиеся шаги – тихие, как у мыши.
Джек дышал через нос, медленно и глубоко, и, несмотря на то что в здании было темно и холодно, по лбу у него катится заливающий глаза пот.
Он услышал, как вздохнул его преследователь, который теперь находился всего в четырех или пяти футах.
Затем шаги стали удаляться в темноту, и теперь Колклу слышал лишь слабое шуршание подошв по ковру.
Ноги Джека горели. Он забился под письменный стол, и ему в спину впился какой-то острый угол.
В полной тишине прошло пять минут.
Десять.
Двадцать.
Час или даже больше. Джек уже потерял счет времени.
Он наклонился вперед, постоял немного на четвереньках, слегка раскачиваясь на руках и ногах, а затем, чувствуя покалывание в затекших ступнях, прополз несколько футов в темноте и поднялся на ноги. Они едва его держали.
Оглянувшись через плечо, Колклу увидел за углом слабый луч света. Может быть, ему следовало снова заползти под стол и подождать еще несколько часов? Может быть, мужчина в красной бандане ушел за фонариком? А может, он не собирается возвращаться или ждет сейчас за углом?
Джек осторожно двинулся вперед, между кабинками с письменными столами, к свету.
Он вышел в коридор. Спустился по лестнице, пересек вестибюль, остановился возле окна с выбитым стеклом и выглянул на площадь.
Снегопад продолжался, и все вокруг застыло в неподвижности. Микроавтобус с отверстиями от пуль стоял на прежнем месте. Некоторые мертвецы лежали рядом со своим оружием, и у Джека возникло желание снова взять в руки пистолет.
Он сделал десять шагов через площадь и наклонился, чтобы снять ремень автомата, обернутый вокруг руки одного из лежащих на земле мертвецов.
И замер, когда его рука коснулась ремня. Его спину сковал ледяной холод: Колклу услышал, как скрипнула дверца микроавтобуса.
Он отпустил ремень, выпрямился и начал медленно поворачиваться.
Человек в красной бандане сидел на пассажирском сиденье и курил сигарету.
– Наконец-то! – сказал он и глубоко затянулся. – Не хотел, чтобы ты увидел дым.
Мужчина вылез из автомобиля, направился к Джеку и махнул рукой с пистолетом, предложив ему отойти от мертвеца с автоматом.
– К фонтану, – скомандовал он.
Колклу пересек площадь, не сводя глаз с этого мужчины, словно это могло каким-то образом склонить чашу весов в его пользу.
Фонтан представлял собой круг старого бетона диаметром футов в пятнадцать, с каменной фигурой в центре, из которой раньше била вода. Теперь почти вся она испарилась, а остатки ее покрылись кусочками льда.
Мужчина сел в пяти футах от Джека, и тот увидел, что его руки покрыты засохшей кровью, которая потрескалась, словно старый асфальт. Колклу посмотрел на площадь – микроавтобус, мертвецы, кровь на тающем снегу…
Вблизи человек в бандане выглядел совсем не так, как показалось Джеку издали. У него было доброжелательное лицо, трехдневная щетина, внимательные глаза и завитки черных волос, выбившиеся из-под банданы. Комбинезон его оказался не черным, как решил сначала Колклу, а темно-синим.
Лет ему было примерно столько же, сколько и Джеку, возможно, чуть меньше…
Он курил и смотрел на Колклу. Пистолет лежал у него на колене, но был направлен в живот Джеку.
– Ди жива? – спросил он внезапно.
Колклу не ответил.
– Где твоя семья, Джек? – повысил голос человек в бандане.
Любопытство, наконец, победило страх, и Колклу заговорил:
– Откуда ты знаешь мое имя?
Мужчина улыбнулся, и после этого Джек узнал его.
– Кирнан… – удивленно протянул он.
– Я видел ее имя, написанное по всей площади, но понял, что это значит, только после того, как ушел оттуда.
– Что ты здесь делаешь?
– Я и мои приятели-гвардейцы сбежали из Альбукерке. Мы двигались на север, как и вы, убивая и насилуя всех подряд. Лучшее время моей жизни! Ты ждешь здесь Ди и своих детей? Тогда мы можем подождать вместе. Я только «за».
– Я давно их не видел.
– Вы потеряли друг друга?
Джек кивнул.
– Где? – спросил его соперник.
– В Вайоминге. Где твоя семья, Кирнан? Кажется, Ди говорила, что у тебя есть дети.
Мужчина в бандане сделал еще одну глубокую затяжку.
– Гниют на заднем дворе в Нью-Мексико.
– Я сожалею.
– Все в порядке. Я сам их убил.
Даже в свете всего того, что он пережил, Колклу почувствовал, как его охватывает новый ужас.
Кирнан улыбнулся и кивнул на свою сигарету:
– Куришь?
– Не курил уже много лет.
Любовник Ди вытащил из внутреннего кармана смятую пачку «Мальборо» и предложил ее Колклу.
– Угощайся. Не думаю, что это теперь имеет значение. Как ты считаешь, Джек?
У Колклу дрожали руки, когда он вытаскивал из пачки смятую сигарету. Он взял зажигалку и сумел закурить лишь с четвертой попытки. Кирнан достал еще одну сигарету для себя.
– Так почему ты здесь, Джек? – спросил он. – Почему выбрал именно эту площадь на всем Диком Западе?
Колклу не ответил – он лишь втянул дым, который оказался неожиданно сладким и одновременно обжигающим.
– Ты думаешь, Ди найдет тебя здесь, не так ли? – поинтересовался Кирнан.
Джек выдохнул, чувствуя, как никотин начинает действовать, заставляя его погружаться все глубже в себя, словно превратившись в фильтр между этим мгновением и его восприятием. Страх начал притупляться.
