— Слушай, Седой, а что мы тут копаем?
— Меньше знаешь — крепче спишь, Ржавый. Тебе лишний головняк нужен? Мне точно нет: видел, как гэбисты тут все секут? Может, какую ценную руду здесь нашли, и теперь срочно надо шахты и завод ставить.
— А она не ядовитая? Видел, как научники с какими-то приборами ходили, меряли, а после сами на том месте с тканевыми намордниками, чтобы не надышаться. Участок за семнадцатой вешкой, там еще камень большой торчит.
— А бес его знает… Пока никто ведь не помер, и в санчасть не попал? Но ты лучше тоже себе сделай что-нибудь из тряпки на морду: начальство — оно всегда стремное, где оно опасается, там точно что-то есть. А мне еще жить не надоело!
— Амнистия, наверное, будет… Через год-два, по случаю победы. Эх, погуляем!
— И дальше что? Снова украл, пропил, в тюрьму?
— Ну а куда еще? Ты, Седой, слесарем или токарем был? А я не умею. И в колхоз неохота, после городской жизни.
— Село ты и есть село! Слыхал, что комендант говорил: кто из таких, как мы, себя покажет хорошо, тех могут и в кадры. Ну, а после, как срок отслужишь, если безупречно, то и в школу милиции направят. Вот представь, Ржавый, станешь ты большим человеком, участковым — идешь по вверенной территории, при исполнении, мундир, усы, кобура! — а вся шпана перед тобой в подворотни разбегается, чтобы ты не заметил.
— Так это ж западло — против своих идти? Сукой стать?
— Во-первых, Ржавый, не будет больше воровского мира. Ведь прав я оказался про новый УК? Уголовка, наверное, и при коммунизме не исчезнет — но вот профессиональным ворам теперь жизни нет, если ты «авторитет», «в законе», то это уже законченный состав преступления, за который вышак, и на конкретном ловить не надо. Так что не будет воровского закона, одни сявки останутся. А во-вторых, ты сейчас этих вот гоняешь, с дубинкой и винтарем, это как?
— Так это ж фашисты! Их можно. Это, как их, гастарбайтеры.
— Чего-чего?
— Это я слышал, когда в Красноводске были. Флотские какие-то разговаривали, и эти вокруг, подай-таскай. Фрицы там, у себя, наших называют «остарбайтеры», ну а сами они здесь как на гастролях, где рабсила нужна, в эшелон и вперед… Слышь, Седой, а вдруг, как война кончится, их домой отпустят, а нас на их место?
— Ну, этого не боись, Ржавый! Я тут тоже слышал разговоры. Вкалывать у нас этим гастарбайтерам до тех пор, пока все порушенное не восстановят. И не факт, что и после не заставят поработать. А мы точно без дела не останемся!
— Ага, с кайлом в руках?
— Ты сводку вчера слушал? Наши уже на границу вышли, где-то на Украине. И как думаешь, остановятся?
— Так Сам же обещал в Берлине быть и Гитлера повесить. А у него слово — значит, сделает!
— Вот и я о том же. Мы еще над всей Европой вертухаить будем. Надо всеми, кто против нас!
Ватутин Н. Ф. Записки командующего фронтом.
Москва, 1964 (альт-история)
Операция «Багратион», на первый взгляд, несет на себе печать импровизации, гениально удавшейся, по оценке зарубежных военных историков. Что свидетельствует о том, что Советская Армия по завершении двух лет войны получила опыт, за который было дорого уплачено. Успешное отражение немецкого наступления под Курском и победа на Днепре открыли возможность реализовать заранее заготовленный план освобождения Белоруссии. Решающим было то, что СССР располагал еще нетронутыми стратегическими резервами; немцы же, после поражения Второй танковой армии, не имели на участке ГА «Центр» мобильного кулака, и у них оставался открытым правый фланг, лишенный здесь как укрепленных рубежей, так и естественных преград. Также они считали зону Припятских болот естественной преградой, делающей невозможным наш удар значительными силами в этом направлении.
Последние факты важны для понимания, отчего в «Багратионе» на первом этапе были задействованы силы нашего, Первого Украинского, фронта, а не Первого и Второго Белорусских. Именно удар на Бобруйск нашей Восьмой гвардейской армии не только привел к окружению немецкой группировки, первому из белорусских «котлов» лета сорок третьего, но и положил начало обрушению немецкого фронта по верхнему течению Днепра, взламыванию его с юга на север.
Особенностью Припятской операции, неожиданной для противника, было широкое использование нами амфибийных сил, для которых реки Днепр и Припять были не преградой, а коммуникациями. Три дивизии морской пехоты, после захвата и вскрытия плацдармов, были немедленно выведены с фронта за Днепром и повернуты на север. Десантно-переправочные средства для них были как из числа заранее построенных в тылу и подвезенных по железной дороге, так и из трофеев, взятых в Киеве. Нередко это были гражданские пароходы, баржи и катера, на которые было установлено вооружение, по примеру Гражданской войны. Было налажено очень хорошее взаимодействие с партизанами, которые, по сути, являлись полноценной заменой десантных сил в тылу врага, и с авиацией, на что еще прежде обращалось особое внимание в процессе боевой учебы.
Также, хотя это больше относится к действиям Белорусских фронтов, тактика боевых действий была специально приспособлена к лесисто-болотистой местности, и прошла проверку на Ленинградском фронте. Именно в Белоруссии нами были широко применены саперные танки для прокладки пути, расчистки завалов; механизированные мосты, все на базе старых Т-34 и КВ, входящие в состав инженерно-танковых батальонов. Отлично показали себя тяжелые минометы, как 240-миллиметровые, так и 160-миллиметровые, тем более что немецкая оборона строилась на основе опорных пунктов на возвышенных сухих местах, с преобладанием не бетонных, а дерево-земляных сооружений. С большим успехом были использованы батальоны лесных егерей, вместе с партизанами господствующие в лесах вне дорог. Они разрушали или даже захватывали переправы, из-за чего немцы были принуждены скапливаться массой на перегруженных коммуникациях, попадая под удары нашей авиации. И конечно, успех был бы невозможен без самой активной помощи белорусских партизан, которые, по указанию из Москвы, совершали массовые диверсии на железных дорогах, в отдельные дни полностью парализуя движение, проводили наши войска лучшими путями, истребляли в лесах группы немецких окруженцев.
Официальной датой начала «Багратиона» считается двадцать третье июня (хотя Бобруйская и Витебская операции начались еще пятнадцатого июня). Четвертого июля был освобожден Минск. Следует отметить, что приказ Гитлера, объявляющий ряд городов «крепостями», которые надлежит оборонять до последней возможности, сыграл для немцев фатальную роль при отсутствии надежды на их контрудар, так как обрекал гарнизоны «крепостей» на уничтожение или капитуляцию. К десятому июля советские войска вышли на рубеж Барановичи — Вильнюс — Даугавпилс. Девятнадцатого июля был достигнут рубеж Брест — Белосток — Гродно — Друскинискай, что составляло максимум от первоначального плана. На северо-западе двадцать второго июля был взят Шауляй. В этот же день наш Первый Украинский и соседний Первый Белорусский фронты получили приказ Ставки о переходе к обороне.
