— "Дэд", ты как там? Хорошо прикрываешь? — ведущий "пешек", видимо успокоенный удачным бомбометанием, решил позубоскалить. — А у мене тебе сурприз!
Майора Каху Жванию Виктор хоть и видел один всего один раз, да и то мельком, но уже привычно считал своим приятелем. Прикрывать его "пешку", с красным номером "13" на борту приходилось уже раз десять, так что, можно сказать, сроднились.
— Специально дла тебя прывезли. Контрабанда из Турции. Средство "Титаник", радык… э-э радыкално чорный цвэт… Красывый станеш, да…
По радио кто-то хрюкнул, потом властно вмешалась станция наведения:
— "Река-три", не забивайте эфир.
— Ольха-Олечка, — засмеялся Каха, — я больше не буду.
Виктор чуток довернул и пролетел рядом с ведущей "пешкой", погрозил пилоту кулаком. В ответ блеснула белозубая улыбка…
— "Дед", в вашем направлении прошла четверка "худых", — голос "Ольхи" потеплел. — Будьте внимательны.
"Мессера" не наблюдались, но это не означало, что они не ошиваются где-нибудь поблизости. Саблин завертел головой, но серо-свинцовая муть вверху смешивалась с подобным цветом земли. Разглядеть вражеские истребители на таком фоне было бы затруднительно.
— "Река-3", придави чуток, не жмись к облакам.
Враги появились минуты через четыре. С небольшого просвета выскочили два "мессера", они проскочили мимо идущей в прикрытии пары Рябого, и нацелились на левое звено "пешек".
— Я – "Дед", отбиваю, — Виктор повернул навстречу "мессерам", готовясь встречать их в лоб. — Кот, оставайся на месте, смотри.
Немцы в лоб не пошли. Они довернули вверх, уходя к облакам, следом за ними, тянула пара Рябого, но не догоняла.
— "Двадцать девятый", брось, — приказал он Кольке. — Не догонишь. "Тридцать первый", перейди влево.
Сверху, из-за облаков, свалилась еще одна пара "мессеров". На огромной скорости они выскочили из этого злосчастного просвета и устремились к Колькиной паре.
— Рябый, "худые" сзади. Уходи, уходи.
Снизу хорошо было видно, как Колькин ведомый стал в левый вираж и потом вдруг крутнулся через крыло и заштопорил. Ведущий несколько секунд словно выжидал, потом завалил машину на спину, потянул было вниз, и сразу же вспыхнул.
— Прыгай! Прыгай, б…ь! — Виктор едва не сломал зубы. Все произошло быстро и так неожиданно, что оставалось только наблюдать за итогом.
Штопорящая "лавочка" наконец замедлила вращение, приподняла нос и потянула к паре Кота. Вторая, горящая, пикировала к земле. За ней распушился дымный хвост, и на этом фоне отчетливо белел лоскуток парашюта. Драться, пытаясь выместить перехватившую горло злобу было уже не с кем, "мессера" благополучно растворились среди облаков…
Вечером они гуляли по деревенской дороге. Ровная, вся обсаженная тополями, она напоминала дорожку в каком-нибудь парке, только что без фонарей. Вместо фонарей светила луна. Ее желтый свет залил дорогу, положил поперек тени деревьев. С них сыпалась пожелтевшая листва, и вся прогулка проходила под аккомпанемент их тихого шелеста. Гуляя, целовались в тени, раскланивались с такими же парочками. Погода радовала, и многие высыпали на улицу, предпочитая луну и листья переполненным комнатам.
— Ты сегодня другой. Напряженный, задумчивый, — Таня чуть сбавила шаг. — Что-то случилось? — она чувствовала его тревогу и ластилась, пытаясь отвлечь.
— Колька, обормот, все с головы не идет, — Виктор произнес это скривившись, словно у него болели зубы.
— Но он же вернулся сегодня! Живой и здоровый. Ты же его уже вроде пропесочил. Я же сама слышала…
— Это да, — Саблин протяжно вздохнул. — Вот, знаешь, говорят: "Мал клоп, да вонюч". Вот это именно про Кольку. Как ведомому цены нет, а стоит ведущим стать, так сразу чего-нибудь отмочит. Вот как сегодня…
— И что думаешь делать? — Таня легонько сжала руку, увлекая своего кавалера с дороги к высокому, темному тополю. Прислонила к шершавой, бугристой коре дерева и прижалась его груди.
— Не знаю еще, — Виктор снова вздохнул. — Три шкуры спущу, это минимум. Я же его снимал уже. Так он потом, паразит, к командиру бегал. Шубин его, конечно, отпорол за нарушение субординации, но и мне досталось. Вот и не знаю теперь… Новичков много… А если завтра собьют кого или Улитка уедет, то вообще…
— Хочешь, расскажу тебе тайну, — Таня, подразнивая, жарко зашептала ему на ухо. — Улитка-то, в полку остаться хочет.
— Ну, это не новость. Он мне говорил.
— А сегодня Шубин говорил с комдивом. И тот вроде тоже не против, будут думать, как это все оформить и узаконить…
— Это же хорошо! — Виктор сразу повеселел.
— А еще в штабе подслушала, как командир с замполитом собачились. Тот в политдонесениях написал, что твой Колька изнуряет себя дружбой с Зинкой Копыловой. Там все высоким штилем было, я дословно не запомнила, только эту фразу. А Шубин его за это ругал…
— Хе-хе. Вот уж точно изнуряет. Она его вдвое тяжелее и выше на голову. Позавчера видал их вместе… хе-хе. Мама с дитятей на прогулке… Кстати, — он прижал Таню к себе, заглянул в отблеск луны в ее глазах. — А когда сержант Соболева начнет изнурять одного остро нуждающегося комэска…
— Ну вот, — луна в ее глазах погасла. — Все настроение испортил… Ну зачем ты опять? Думаешь, мне не хочется? Только я ведь не могу все время по сараям и подворотням, как какая-то… Давай где-нибудь угол себе заведем… ну, чтобы все по-людски. Я ведь не против…
— Ладно, — Виктор в очередной раз вздохнул. — Пойдем уже. День дурной, отдохнуть бы надо…
— Прикрой, атакую!
— Серега, "худой" на хвосте! Серега!
— "Ураган", я "Лодка-3", прошу помощи…
— Слева заходят, смотри-и-и…
Воздушный бой издалека походил на стаю мошкары. Крохотные, едва видные букашки, носились в небе, совершая странные, словно хаотичные маневры. Потом за одной из букашек потянулся черный след, и она отвесно рухнула на землю.
— Прыгай, прыгай.
Парашюта Виктор не увидел, впрочем, было далеко.
— "Ураган", я – "Дед". Подхожу к квадрату
Восьмерка "лавочек" шла с набором высоты, и разгоревшееся в небе сражение проходило уже чуть ниже. Скоро они уже самим фактом своего появления могут переломить его исход, заставят немецких летчиков покинуть бой.
— "Дед", "Дед", — зачастила "Ураган", — ждите. Подходит большая группа бомбардировщиков, атакуйте их.
— Я – "Дед", принял.
Из карусели "разошедшейся" мошкары отделилась четверка, полезла вверх. Видимо немцы увидели появление на арене восьмерки "лавочек" и стали принимать меры. Спереди по курсу показались бомбардировщики. Их было много – россыпь точек превратилась в четкие девятки, идущие одна за одной.
