Вопросов не было. Комбат обвел взглядом строй и кивнул Терентьеву:
— Приступайте.
Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль» Ирина Юринова
Боже мой! Этого нельзя было вообразить и страшном сне! Где-то там грохотало, политики что-то делили, но что до такого дойдет... Нам повезло? Наверное! Только рухнул весь привычный мир! Мы почти все рядом, но Боря, Боренька... Не могу понять всё случившиеся, осмыслить... Как же это так? Уезжали, всё нормально было. Только что, месяца же еще не прошло! Да что, уезжали! Неделю назад Витя считал, когда у Бореньки последний тур, хотел с Руфиной Григорьевной договориться, позвонить ему, выяснить, как сыграл... Ах, узнать бы, жив ли. Так было ему и нам важно это звание гроссмейстера... Какой пустяк, ох как страшно за него, хотя надежда есть ...
Олежка говорит, что Борю друзья Володи Потапова подобрали. И сам Володя подтверждает. А сами и не знают толком. Может, всё-таки, жив Боренька... Увидеть-то его, скорее всего, не удастся, но хоть бы жив был... Как же ему трудно будет, он же маленький еще, и не умеет ничего, кроме своих шахмат...
Это Олега Витя бойцом растил, так и говорил: «Хочу сына суперменом сделать». Сделал на свою голову, теперь ребенок из рейдов этих не вылезает. К каждой бочке затычка. В Пасруде убивают — Олег, в заслон — Олег, в Сарваду — Олег! На рудник этот дурацкий — тоже Олег! Везде, где стреляют, везде Олег! И хвалят еще: мол, Олег больше всех поубивал! Он изменился, невозможно через все это пройти и душу не обжечь... Конечно, сейчас не до жиру, всем работать надо, но почему нельзя, как нормальным людям, кишлак разбирать или Артуч перетаскивать. Почему надо в самое поганое место, где стреляют и взрывается! Этого ты хотел, Витя, такого супермена? В гробу я видала суперменство такое!
А Санечка уже забыла, как папа выглядит... Надюшка переживает, вся как натянутая струна, одни глаза остались. И ведь даже невозможно о всех, кто там остался думать –родные, друзья , потому что сердце не выдержит, а надо дело делать, ВЫЖИВАТЬ. Мы что-то можем–умеем, только игрушки в выживание кончились. Зима тут и так сурова, высокогорье, и ведь все может еще измениться в худшую сторону, про климат загадывать не приходится.
Ох, Витя, сам ты такой, и сына такого же вырастил! Тоже вечно все дырки затыкаешь! Ну куда ты на себя весь лагерь взвалил? Разве можно так? Неужели никого моложе и здоровее не нашлось? У тебя же сердце! А ты пашешь, как в юности по двадцать пять часов в сутки! И что я делать буду, когда тебя перекрутит? Изокет-то больше покупать негде! Правда Мирали говорит, у него запас неплохой, и срок годности долгий, лет пять. А потом? Умирать в пятьдесят пять? Невозможно!!! Хоть бы изредка отдыхал!
Санечка, девочка моя, беги к дедушке. Скажи ему, пусть всё бросит и с тобой поиграет. Беги, маленькая, кроме тебя никто не сможет его от этих бесконечных дел оторвать. А ты сможешь, хоть немного отдохнет. Беги, умница моя. Кем же она теперь вырастет? Кто и как ее учить будет? И на кого? Кто теперь нужен? Следопыты? Охотницы? Или снайперши? Начнет слушать не нас с Надей, а Машку да Лайму, и вырастет из девочки суперменка хуже отца... тоже начнет по склонам скакать да людей отстреливать... А ведь такая девочка умная! Два годика всего, а говорит, не все и в четыре так разговаривают! И буковки уже многие знает, считает до десяти! В два годика! Поет, пляшет! А теперь что?
Девочка же, не парень. Мужикам проще, даже если они шахматисты какие. Ох Боренька, увижу ли я тебя когда-нибудь?.. Жив ли ты?..
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения Ефрейтор Коротков
Много людей кругом стоит. И «бригадовские», и местные. Даже новосибские «мусора» подтянулись. Стоят все, пялятся. Сволота!!! Цирк нашли, что ли?!
А все лярва эта медицинская виновата! Жопой крутила, сиськами трясла! А он, между прочим, уже год на службе! Не железный же ни разу! А она — сразу орать! Ну, нахера?! Не убыло бы!!!
Не, точно суки и сволочи! Пол дня на кулаках возили, потом еще табуреткой шарахнули... И в подвал потом. Прямо в лужу кинули! Обсосы пидерские!!! Ну, ничего, ефрейтор и не такое выдерживал! Выберусь отсюда — со всеми посчитаюсь. В первую очередь этого пидора гражданского замочу, чтобы не совал нос в чужие дела! Задрот гребаный, от горшка два вершка, а больше всех ему надо!
А сослуживцы хреновы? Рано утром вытащили, снова отпинали... Поставили со связанными руками у стены, обложенной матами из спортзала. Кое-где не хватило — виден красный облицовочный кирпич. Местами раствор из швов посыпался...
Рядом — бомжей каких-то ставят. Грязные, вонючие. В синяках все. Это кто такие? Точно! Это же те урки, что на бригаду наехали. Их что, тоже на базу приволокли?
Опаньки! Что это комбат про расстрел несет и врагов? Совсем охренел что ли? Не бывает так, сначала трибунал должен быть. Он же ее и трахнуть не успел. Так что попытка только! Не считается!!! А смертную казнь в России отменили давно. Так что не имеет майор права сам наказывать, и нечего «телеги задвигать». Вот, закончил, наконец...
Так, а это что? Пацаны, его же одногодки, все с оружием. И гражданский этот здесь. Вот сцука, к каждой мляти затычка! Хоть автомат держать научился бы, как за сиську схватился. Погоди, выберусь с губы, я тебя... Летеха отмороженный тоже тут, урод. Глаза бешеные, не человек он ни хрена, зверюга! Думает, раз драться научился — так всё можно! Урод!!! Эй, погодите... Это что, расстрельный взвод?
Ребята!!! Вы охренели?! На всю голову больные?! Я не хочу!!! АААА!!!!
Таджикистан, Фанские горы, рудник Чоре Олег Юринов
Просыпаюсь с четким ощущением, что мы что-то делаем не так. Где-то в плане дырка. Причем, не мелочь, основательная проколка. Из тех, что чреваты серьезными последствиями. Перебираю подробности плана. Вроде всё нормально: людей и носимые ценности — в лагерь, дорогу закрыть, бандитам подсунуть нашу версию случившегося. Так в чем дело? Не поверят? Должны. Неправильно рассчитают мощности взрывов? Да ладно! Люди всю жизнь этим занимаются! Где же дыра?..
Вылезаю на улицу. Начинающийся дождик хорошего настроения не добавляет.
А тут еще Генка о чем-то ругается с Давидом. Вот интересно, еще суток не прошло, как познакомились, и его истинный возраст уже известен, а уже зову Генкой. Да не только я, все наши так зовут. Кроме Давида и Алика. Сейчас он напряжен, даже зол. Смотрит на Давида исподлобья... Тот неуверенно втолковывает:
— ...Я в первую голову спортсмен. Он — спасатель...
Рядом куча народу. Подхожу, позевывая и ежась от утренней прохлады:
— Об чем спич?
— Витя запретил эвакуацию гражданских в лагерь.
