А затем все стихло и оборвалось. Неестественный свет тестов Яблочкова погас, пытка электричеством прекратилась.
Я попытался повернуться к Ледянникову, чтобы узнать, в каком он состоянии, но неожиданно для себя выронил оружие. Ноги моментально стали ватными, подогнулись и мягко опустили меня на пол. Вызванный электричеством приступ мигрени прошел, а вот фосфенные пятна перед глазами, наоборот, появились. Так что вместо того, чтобы посмотреть на Дмитрия, я просто взял и потерял сознание.
Сергей Владимирович был неестественно бледен, руки его дрожали, а Намерение то и дело мутнело от непонятных приступов, во время которых Воронин сжимал кулаки и закатывал глаза. И все же уроки футуроскопии продолжались. Хрустальный шар вынули из шкафа с реквизитом, протерли замшевой тряпочкой, окурили на всякий случай ладаном и сандалом. К чему были все эти предосторожности, Ксения не понимала, а задавать вопросы не захотела. Потому как ответом на них, по ее внутренним ощущениям, должно было стать «понимаешь, тут такое дело».
– Сегодня я буду держать тебя за руку, – объявил профессор, когда все приготовления были сделаны. – Это поможет мне читать все мелкие детали твоих Намерений и, в какой-то степени, развивать твой талант в нужном направлении. После нескольких таких тренировок умение контролировать направление футуроскопии должно перейти на новый уровень.
– Но как же я замкну свою энергию на шаре, если одна рука у меня будет занята? – поинтересовалась Ксения.
Воронина настиг очередной приступ, стекла надвинутых на лоб очков покрылись испариной.
– Ты положишь руку на шар сверху, – чуть слышно прохрипел он. – Подставка зеркальная, она отразит часть энергии обратно в ладонь и замкнет контур. Чтобы нейтрализовать возможные опасности, я в другой руке буду держать обнаженный меч.
Словосочетание «возможные опасности» без каких-либо пояснений интриговало. До сих пор единственной известной футуроскопической опасностью Ксения считала попадание в капкан собственного будущего. Выданные профессором университетские книги по теории футуроскопии ни о каких других опасностях не упоминали. Фактор фатума, упоминавшийся в разговоре Воронина с сэнсэем, мог быть источником этих опасностей – о нем книги тоже почему-то ничего не говорили.
Сегодня они смотрели в будущее почтальона, доставлявшего почту в школу. Вероятность наткнуться на собственное будущее была минимальна. Но Сергея Владимировича одолевает недуг, как все обойдется на этот раз?
Войти в состояние транса удалось с большим трудом. Как будто кто-то специально прятался в кабинете сэнсэя и создавал между Ксенией и будущим упругий барьер. Впрочем, это была не самая лучшая метафора, правильнее было бы сказать «вязкий», разве что вязкость не предполагает такого однонаправленного сопротивления. Ксения, на всякий случай, попробовала вернуться к нормальному состоянию – в этом направлении никакого сопротивления не ощущалось.
Выбирать будущее людей, которые не были интересны футуроскописту, намного сложнее. Ксения знала, что многие «психи» прибегали к самообману, изобретали повод искренне заинтересоваться человеком или даже соглашались на сеанс гипноза. Воронин называл эти приемы «подпорками» и полагал, что надо обходиться своими и только своими силами.
Почтальон… Вот он идет по недавно очищенной от снега узкой дорожке, подходит к почтовому ящику, что подвешен слева от ворот, копается в перекинутой через плечо огромной сумке с эмблемой почтового ведомства. Однообразные действия повторяются изо дня в день. Достаточно посмотреть на него раз, запомнить каждое движение, и лазейка в будущее прямо перед тобой. Вспомни, как он ходит. Как он приносит письма, вытаскивает бандероли с журналами. В ближайшем будущем он наверняка сделает то же самое. Подойдет впотьмах к воротам, суеверно перекрестится и вынет из сумки некую корреспонденцию.
Будущее почтальона неожиданно оказалось неестественно четким, практически без вариативных развилок. Не грозит ему простуда, переломы конечностей и начальственный гнев. Ни завтра, ни в ближайшем будущем.
Ксения объяла взглядом деятельность почтальона и нашла ее скучной. Может, чуть подальше рутина работы сменится чем-то интересным? Один день походил на другой, шли дни, недели… Рука профессора судорожно сжалась, когда девушка неожиданно наткнулась на странное препятствие. Будто кто-то могущественный взял и запретил смотреть дальше.
– Попробуй… другого… человека.
Голос Воронина звучал на грани слышимости, слова скорее угадывались, нежели воспринимались ушами.
Другого человека… Отчего-то Ксения вспомнила про Михея, которого не видела с того злополучного вечера, когда попала в ловушку времени. Интересно – действительно интересно, – что будет с ним?
И снова минимум вариаций, самые незначительные изменения, быстро сходящие на нет. Уже догадываясь, каким будет результат, Ксения устремила свое Мастерство вперед.
Барьер. Такой же, как в случае с почтальоном. Ощущать собственное бессилие было неприятно. Что-то очень похожее на страх зарождалось в душе, искало способ вырваться наружу.
Рука учителя судорожно сжалась, как будто присутствие футуроскопического барьера в сознании девушки причиняло Воронину боль, провоцировало очередной приступ.
Сила безымянного в отсутствии имени, вспомнила Ксения слова предыдущего сэнсэя. Если с тобой сражается безымянное – назови его и победишь.
У барьера имелось имя. Вполне определенное. Девушке даже показалось, что ей это имя известно.
– Попробуй… – простонал где-то в реальном мире Сергей Владимирович, – Николая…
Какого черта! Николай ассоциировался со слабостью, с собственной уязвимостью и несовершенством. Тот бой она проиграла. Увидела будущее и проиграла.
Увидеть Николая, снова потерять контроль над своим талантом… Найти имя. Побороть собственную слабость.
Ксения стиснула зубы и позволила футуроскопии самопроизвольно выбрать будущее Разумовского. Здесь вариаций было чуть больше, но их количество объяснялось, скорее, психотехническими способностями Николая. У «психов» вариабельность всегда выше – таков закон природы.
Ксения проследила за тем, как энергия юноши вступает в конфликт с электрическим генератором, как эти энергии нейтрализуют друг друга, оставляя Николая в бессознательном состоянии лежать на холодном деревянном полу маяка. Она видела, как Разумовский приходит в себя, поспешно пробежалась по его будущему.
«В отсутствии вариаций есть свои плюсы, – пришла в голову шальная мысль. – По крайней мере, известно, что его не убьют».
