Зия был весел — ну дальше просто некуда. Он, можно сказать, светился от восторга. С чего бы только? В самые атомы тащимся, в самую радиацию, чтоб ее!.. Нашел, тоже, радость святую, великую…
Егор вздохнул и прочел про себя краткую молитву. Так, мол, и так, Господь-Аллах, убереги нас от черных дел Комбината, спаси души и тела наши, аминь!
Эх, совсем взрослым стал… молиться совсем разучился. Все на ходу да бегом. Раз-два, трали-вали, хлоп-шлеп, трали-вали — вот и помолился!
В детстве, бывало, сидишь рядом с отцом и дедом в Храме, в темноте, смотришь на экран и энигму слушаешь. Светло на душе… и плакать хочется… И Ромка-джи, друг верный, рядом сопит, глаза таращит… и Маринка Маму-Галю за руку держит.
Ох, вроде и всего ничего времени прошло, а как будто в прошлом веке все это было! И дед еще крепкий — седой и веселый, и он, Егорка, вместе с Ромкой-джи… ковыляют босиком по песку, собирая верблюжий навоз в ведерко… и Маринка-две-косички с вечно расцарапанными коленками… и мулла-батюшка весь в повязках, только-только в Городе появился, с дедом за столом по вечерам тихонько толкуют… два воина Николая…
— Все, ребята, сбор! Договорились все-таки! — сказал в ухе Зия. — Сбываются мечты могучего Саввы и красивого лицом и телом хитроумного Одиссея, вашего покорного слуги Зии-уль-Закарии! Ну-ка, не копайтесь, шагайте сюда!
Егор был не в духе. Ему не хотелось самому себе признаваться в том, что в глубине души он надеялся, что комбинатовские откажут им в визите. Повернули бы тогда назад, домой…
— Давай-давай, Егорушка, нос не вешай! — хлопнул его по плечу Зия. — Разгони печаль-тоску нечестивую, у нас впереди жизнь интересная, не пресная! Правду говорю, Саввушка? А?
— Ее, правду-матушку родимую, — проворчал Савва. — Угомонись, Зия, к черту в пекло лезем, угомонись! Теперь слушайте диспозицию: я в кабине, Егор — со мной на всякий случай. А вы с пацаном сидите и бдите. «Комаров» нет, так что придется нам на сканировании попотеть… Эх, черт, там ошибки-то… ошибочки… дырочки в скан-полях полезут… — вдруг забормотал он, явно обращаясь уже не к ним. — Вот дьявол-шайтан… а мы их по градиенту, по градиенту… по полям вероятностным… эх, жаль, что по градиенту, дьявол-шайтан… там тоже худо…
Так и бормотал невесть что, вылезая наружу.
— Угробит он нас! — вскричал Зия, воздев руки к небесам, как статуя Небесной Девы. — Точно угробит! Нельзя ему, рассеянному, за джойстик-штурвал в состоянии научного поиска садиться!
— Заткнись ты, ради Господа-Аллаха! — послышалось уже снаружи. — Ромку-джи подопни, что он там ковыряется?..
* * *
Егор старался не смотреть на расплывчатую татуировку — «R» — на потном лбу комбинат-мастера. Старухи говорили, что это — атом-заклятие… плохо на него глядеть! Но здесь, внутри, у себя в логове, комбинатовские закрывающих повязок на лбу не носят. Вон оно, на самом виду, демонское клеймо — спаси Господь-Аллах — так и синеет!
Однако неплохо пристроились древневеры, а? Пользуются всей этой благодатью, что наворотили Старые Люди! Длинные коридоры, переходы, полы из нержавеющей стали, бесконечные уровни комнат и тоннелей, соединяющих разные залы, битком набитые странными механизмами. Что-то ржавое и перекрученное страшным образом, а что-то совсем новое на вид. Хоть сейчас крути краны, дергай за мудреные рычаги, нажимай на кнопки и тяни за подъемные цепи полиспастов. Знать бы только, зачем все это… и как оно действует?
Теперь Егор сам убедился, всей шкурой прочувствовал, что его Город действительно когда-то работал только на Комбинат. Потому и большой такой был и красивое имя имел — Озерск. Во времена Старых Людей и Челяба был Челябинском с населением больше миллиона! С ума сойти, сколько народу. И чем они только питались? Установок тогда еще не знали. Чего земля родит, то и ели — кошмар! А ну как засуха или еще чего? А война? Делали все из железа… вот, поди, приходилось стволы у калаша менять.
Комбинат-мастер показал им бывший реакторный зал, где копошились несколько роботов, ковыряясь в потрохах комбинатовской Установки. Вид у роботов был какой-то усталый. У одного из них рабочий манипулятор двигался рывками, неуверенно… и Егор видел, как иногда робот помогал ему другим манипулятором, лишенным рабочих захватов. Вроде как инвалид култышкой левой руки пододвигает частично парализованную, уцелевшую правую руку. Досталось бедняге… уж очень у него вид древний — Егор таких только в Сети видел, когда староста Володя файлы про историю показывал. Но те шустрые были, что ты! Оно и понятно, Старые Люди их сами и делали, сами придумывали, сами и ремонтировали. Интересно, а Савва с Зией могут такого робота в чувство привести, взбодрить слегка?
Егор представил себе, как они вчетвером возвращаются в Город, гоня перед собой небольшое стадо послушных роботов, сверкающих нержавеющими корпусами и размахивающих гибкими щупальцами. Вот бы пригодились, а? Не верблюды, кормить, лечить и убирать за ними не надо…
Народу в зале было немного. Все хмурые, в глаза не глядящие, делающие вид, что заняты, прямо отлить — и то некогда. Один из них, с лицом, про которое Симеон наверняка бы сказал: «Видать, черти горох молотили!» — демонстративно и зло грохнул железные цепи подъемника прямо под ноги Егору. Да в потемках, да на железный пол… зараза! Егор аж подскочил от неожиданности. Как он только не выпалил с перепугу в придурка несчастного, сам не знает! Повезло злобному мужику. Его счастье — Савва отвел ствол… да и реакция у Егора отменная…
— Еще раз увижу такое, Леня, отправишься в Челябинск. Самоходом, Леня, самоходом! — негромко сказал комбинат-мастер, и небритый рябой Леня сразу увял.
Старика боялись — это было видно. Они хоть и древневеры все… крестоносцы… но порядок четко знали, сразу видно. Кресты, кресты, кресты кругом нарисованы — от атомов, наверное, огораживаются, еретики-гяуры-блять. Священник у них щупленький такой, все глазами зыркает… бородой зарос по пояс… как так? Наверху-то, поди, от жары сдохнешь с этакой бородищей! Или он ее бреет, когда домой возвращается? Поверх бороды крест серебряный висит, а на нем Иисус-Любовь мучается. Лучше бы уж его живым и улыбающимся делали! Что уж так мучить? Сделал бы статуэтку и на алтаре поставил. Стоит Иисус-Любовь, улыбается, руки раскинул, весь мир обнимает — без него не было бы ни жизни, ни радости на земле!
Наверное, именно потому священнослужитель у них такой злобный, что мучающегося Иисуса-Любовь постоянно на себе носит.
И все крестится, крестится. Ромка-джи его внимания не привлек, а Егора так глазами и прожигает. Спаси, Господь-Аллах, того и гляди, порчу напустит… атом-радиацию. Он-то с ней, поди, как демон с карачи — заодно.
