Принц Георг – это, Георг Альберт Ребенрее Пятый, наследный принц, старший сын курфюрста. А графиня… ну конечно же, речь шла о графине Брунхильде фон Мален. Конечно же, барон имел в виду её! И всё-таки генерал уточнил:
– Вы имеете в виду графиню…
– Вашу сестру, – подтвердил фон Реддернауф всё так же негромко.
– Но юноше, кажется, ещё только пятнадцать лет, – как-то неуверенно, как будто пытаясь всё уладить, проговорил генерал.
– Уже шестнадцать, – сообщил ему министр. – И на последней охоте он всю дорогу не отходил от графини. Ехал с рядом нею и туда, и обратно; поговаривают, что даже Его Высочество это заметил.
– Просто ехал?
– Да, но он начинает нарушать все приличия, на последнем ужине он просил одного из родственников поменяться с ним местами, чтобы сесть рядом с графиней. Герцогине пришлось делать ему замечание, а герцог, судя по всему, пожалел, что пригласил графиню на семейный ужин.
– Не сомневаюсь, что герцог был раздражён подобной ситуацией, – генерал в этом и вправду не сомневался.
– Ну, пока герцог не выказал охлаждения к графине.
– Не выказал?
– Нет, они сегодня пошли обедать вместе.
– А что же, принц Георг и графиня… – Волков не всё ещё понимал в этой запутанной придворной жизни. Тут он сделал рукой жест, что подразумевал некие взаимоотношения между назваными людьми.
– О нет, не думаю, – министр снова принялся за колбасу, – графиня вовсе не глупа, она всё понимает. Вряд ли она была благосклонна к молодому принцу. Но…
– Понимаю, герцогу всё равно не нравится эта ситуация.
– Скорее герцогине, – вдруг говорит барон. И, отрезая себе большой кусок колбасы, макая его в горчицу, продолжает: – Дело в том, что молодой принц дня три или четыре назад подарил графине брошь, заколку для пера на шляпу.
– Вот как, и что же?
– А то, что брошь та была с очень хорошим изумрудом; говорят, что стоимость того камня, кажется, тысяча двести талеров.
– Господь милосердный! – воскликнул Волков. – И что же, графиня приняла этот подарок от молодого принца?
– К сожалению, имела такую неосторожность! – кивал барон, съедая кусок колбасы. – И, конечно же, об этом стало известно при дворе. Слух дошёл и до герцогини, и та, в сердцах, писала графине злое письмо и просила её вернуть подарок. И графиня сразу подарок не вернула, дескать, отдала его на хранение своему секретарю, но герцогиня осерчала и требовала, хотя раньше меж ними был мир. Тогда графине пришлось вернуть брошь.
«Безмозглая гусыня! – Волков про себя негодовал. – И ведь даже словом обо всём этом не обмолвилась… Как была дура деревенская, падкая на всякое диво, так и осталась ею; казалось бы, не первый год при дворе, будь осторожна, будь осмотрительна, так нет же – схватила камушек у юнца, нужен он тебе был… Дура!».
– Поэтому я и решил с вами встретиться, – продолжал барон фон Реддернауф, поедая колбасу, – всё обернулось весьма нехорошо.
– Ну а чего же нехорошего, камень-то она вернула.
Министр Его Высочества посмотрел на генерала, как на несмышлёного юнца: неужто не понимаете? И, видя, что собеседник и вправду не понимает, начал объяснять:
– Раньше графиня была в фаворе у принца и с самой герцогиней находила общий язык, – он разводил руками в удивлении, – уж и не знаю, как то графине удавалось, но герцогиня приглашала её на свою половину иной раз кофе пить. Вот и взяла графиня при дворе большой вес. Сами понимаете, что кое-кому сие было весьма не по душе. Теперь же герцогиня на неё зла, у курфюрста новая фаворитка, и… – министр взял кружку и стал пить пиво.
Волков же терпеливо ждал, пока он допьёт, а когда тот поставил почти пустую кружку на стол, напомнил ему:
– И?
Фон Реддернауф вздохнул, как вздыхает объевшийся человек, и продолжил:
– Лучше будет, ежели графиня сейчас отъедет от двора, – и, поймав взгляд генерала, объяснил: – Раньше Вильбург её и касаться не смел, любимица герцога для него была недоступна, теперь же он начнёт вокруг неё вынюхивать да в грязных юбках копаться, а ведь он не дурак, да ещё и упорный, найдёт чего-нибудь, – это министр герцога говорил с такой уверенностью, что генералу стало ясно: фон Реддернауф знает обо всём больше, чем рассказывает. – Так что убедите графиню уехать к себе в поместье месяца на три, может, на четыре, пусть Вильбург, и цу Коппенхаузен, и вся их партия думают, что убрали фаворитку от двора. Может, начнут радоваться, упиваться своим всевластием, успокоятся и оставят прекрасную женщину в покое, после чего она снова сможет вернуться ко двору.
Волкову оставалось только расстроенно морщиться.
«Глупая курица! Никуда она уже не вернётся, её место в постели герцога займёт новая смазливая шестнадцатилетняя девица или ещё какая-нибудь ловкая молодая бабёнка».
Он, конечно, понимал, что зелье Агнес опять может сыграть свою роль, но почему-то думал, что время Брунхильды при дворе уже проходит. Два, три, может, четыре года, и ей будет тридцать… А она так нужна была ему при дворе именно сейчас.
«Глупая курица».
Он так расстроился, что даже позабыл спросить у барона, зачем герцог его вызывает на совет. А тот сказал:
– Простая еда прекрасна и сытна, но теперь меня измучают мои изжоги.
После чего они тепло распрощались, и фон Реддернауф ушёл. А генерал тут же позвал к себе Максимилиана и, когда тот явился, сказал ему:
– Прапорщик, немедля идите во дворец и разыщите графиню. Она бывает или у герцога, или на женской половине дворца.
– Госпожу Брунхильду? – уточнил молодой офицер.
– Госпожу Брунхильду. Найдите её и скажите, чтобы немедля пришла сюда. Я её жду. Скажите ей, что это очень важно.
Максимилиан кивнул:
– Я найду её.
– Максимилиан!
– Да, генерал?
Волков оглядел прапорщика повнимательнее:
– Ваш шрам весьма приметен… Вас знают, как моего знаменосца. Постарайтесь не бросаться в глаза. Я бы сам её разыскал, но пока мне лучше во дворце лишний раз не появляться.
Можно было, конечно, послать Хенрика, но Брунхильда хорошо знала Максимилиана, знала, что этот молодой человек является доверенным лицом Волкова.
– Я найду графиню, – пообещал прапорщик и ушёл.
После генерал звал к себе Брюнхвальда и Дорфуса, и они занялись печальным для Волкова делом. Снова считали его дневные расходы на содержание войска и офицеров.
– Через два дня людей надобно будет распускать, – напомнил ему Дорфус. – У них кончаются контракты.
– Два дня! – злился генерал. – За два дня у меня убудет ещё девяносто талеров. Герцог не дозволил мне распускать войско.
– Неужели будет ещё дело? – спрашивал полковник.
– Господа, – Волков морщился.
