уже собрался уходить, как увидел, что в самом углу стоит совсем небольшой холодильник, открыв его, мужчина покивал.
– Видимо, кто-то для себя приберёг, но не дошёл. Ну что ж, Светлана, я тебе обещал романтический ужин. Мужик сказал, мужик сделал. – повторил он дурацкую пословицу.
Елисей отправил в сумку две бутылки шампанского, запотевшее тело водочной бутылки с рыбкой на боку, целый ворох запаянных в вакуум рыбных нарезок, стеклянные банки с блестящими этикетками и даже пакетик чипсов, непонятно по какой причине прятавшийся внутри.
Вдруг в коридорах справа послышался шум, и Елисею показалось, что он чётко расслышал чьи-то шаги.
– Удача в новом мире долгой не бывает, – тихо сказал он сам себе, смахнул воткнувшийся под рёбра ужас и, аккуратно перекатываясь с пятки на носок, вышел за дверь.
Краем глаза мазнув по тёмному пространству, увидел, как за поворотом мелькнула тень изломанного новой болезнью тела, тихо вышел в общий склад, быстро ретировался на улицу. Распахнув дверь, Елисей с размаху сел на место водителя, поставил рядом рюкзак и весело крикнул на весь салон.
– Девчонки, идите гляньте, что добытчик принёс.
В салоне была тишина, и только сейчас до Елисея дошло, что он увидел красный росчерк на машине, да и сам автомобиль стоял немного ближе к дверям, чем тогда, когда он уходил. Мужчина замер, медленно повернулся, вглядываясь в пустой салон, и, увидев шевеление, сразу же подорвался на месте.
– Это я, Ляля, – отозвался изнутри плачущий голос, – я её умоляла не ходить на улицу, я просила, – громче и громче говорила она, – но она увидела заражённого и пошла отвлечь его, чтобы он к вам не прошёл. А он не один был, – рыдая проговорила она, – у Светы нож с собой был, она двоих смогла прирезать, один ушёл.
Елисей несколько секунд сидел совершенно опустошённый, потом подтянул к себе рюкзак, вырвал из середины бутылку, сделал большой глоток обжигающей холодной водки, зубами разорвал упаковку с рыбой, сгрёб прохладные розовые ломтики, запихал их себе в рот и не жуя проглотил.
– Куда он пошёл, – хрипло спросил Елисей, – хотя я и сам знаю. И чтобы не звука мне здесь. – шёпотом рявкнул он. —И не трясись, я вернусь.
Ледяной, стылый гнев, пролившийся сегодня из его головы, когда он понял, что Светы больше нет, сейчас медленно тёк вместе с кровотоком, пропитывал стенки сосудов, каждый орган, кожу. От аромата гнева стало легче дышать, голова стала ясной, а тело снова молодым. Елисей соскочил на землю, неслышными шагами вернулся на склад, увидел, что по его следам ходит один из долбиков и через секунду уже всадил широкое лезвие в мягкую часть затылка, прошив клинком почти насквозь всю голову твари, переродившейся из какого-то человека.
– Надеюсь, ты, сука, гнильём и при жизни был.
Потом Елисей во дворе нашёл растерзанное тело Светы, стиснув зубы, убедился, что она мертва и не мучается, накрыл её валявшемся на складе баннером с весёлым жёлтым рисунком и, сев в машину, спросил:
– Что-то слышно?
– Нам дали новые координаты, – дрогнувшим голосом сказала Ляля, – вот они, я на карте нашла. Это берег реки, почему-то.
– Поехали. Значит, так надо. – он сделал ещё глоток из бутылки и стал выворачивать руль.
– Вы что, будете пить за рулём? – с каким-то тихим ужасом спросила Ляля.
– А тебя в этом мире ещё что-то удивляет? – немного резко притормозив, спросил Елисей.
Он зло рассмеялся, достал шампанское, с грохотом выбил из него пробку и, передав Ляле с льющейся через край искристой пеной бутылку, тихо добавил:
– Пей. Помянем Светку.
Следующее утро снова чертило пространство серым дождём, перед машиной тянулась серой полосой широкая река, и над землёй плавали островки хрупкого тумана. Елисей еле открыл глаза, ему казалось, что в голову вогнали деревянный кол, а в рот нагадили коты. Он размял шею и только сейчас понял, что у него на плече сладко сопит абсолютно голая Ляля. Девушка крепко прижималась к мужчине, в кабине валялись пустые бутылки и упаковки из-под злосчастных деликатесов, и Елисею на секунду показалось, что можно продолжать жить и в новой жизни, можно найти свою нишу, и нечто, ради чего стоит продолжать барахтаться. Он посмотрел за окно, там было пусто, лишь ветер мазал по окнам дождевую воду, а мокрые кусты кланялись подбегающим волнам. Ему вдруг показалось, что на берегу реки стоит Света и, словно прощаясь, машет ему рукой, но оказалось, это было просто дерево и зацепившийся за него, неизвестно откуда взявшийся здесь белый шарф. Ляля зашевелилась, Елисей почувствовал её тело, череда ярких вспышек вернула безумие ночи, и мужчина, глянув ещё раз окно, прошептал:
– Спасибо. Я сохраню её.
Республика Алтай. Озеро Телецкое. Группа Ивлева 26 октября
Проснувшийся рассвет дышал холодом и белыми штрихами рисовал на корпусах танков причудливые рисунки, которые почти сразу таяли, и слёзной росой скатывались вниз, текли по сварным швам крохотными ручейками и падали на мёрзлую землю. Листва на деревьях при любом дуновении ветра покидала насиженные места и пыталась взлететь вслед за потянувшимися в тёплые страны клиньями птиц, но бессильно оседала и терялась в лесной подстилке. Пение птах сменилось шорохом ветра, стуком голых ветвей, и было понятно, что совсем скоро наступит зима.
Тугая зловонная завеса спёртого воздуха вылетела наружу, когда Кудрин, едва продрав глаза и оглядев окрестности сквозь узкую прорезь амбразуры, быстро открыл люк, чтобы не задохнутся в плотно набитых спящими людьми внутренностях танка.
Мужчина сел на крыше боевой машины и ненадолго замер, смотря на спокойное течение зеленоватой воды, поблёскивающей мелкими волнами в свете проснувшегося солнца. Вокруг было разлито спокойствие, чуть прибитая приближающимися холодами трава пахла медом, и создавалась иллюзия того, что всё произошедшее – не более, чем долгий, болезненный сон. Но если бы это был сон, то Кудрин сейчас не сидел бы верхом на танке и не встретил бы Эмму в этом страшном путешествии. Стряхнув с себя странное и незнакомое чувство тоски, Иван развернулся, опустил голову в люк и негромко проговорил:
– Подъём, народ. Утро уже.
Спрыгнув на землю, он прошёлся мимо танков и, выстукивая на каждом весёленький мотив, подошёл к кромке обрыва, откуда должен был открыться вид на турбазу, о которой говорил Руслан, но то, что творилось внизу, заставило Кудрина сделать шаг назад, тихо выдохнуть и опрометью помчаться обратно, чтобы другие не вели себя столь же опрометчиво, как он.
– Ты чего? – позёвывая спросил Суслик, глядя на перекошенное лицо Кудрина.
– Там внизу за забором просто толпа долбиков, они кучами спят, но если мы хоть как-то их потревожим, будет всё очень печально.
