причём один из них даже был одарённым, сгинули в Бездне, и скорее уже не воевода дружины, а сам Ярл запретит своим воинам лезть в нору. Сейчас наверняка рисковать жизнью будет какой-нибудь очередной лихой охотник с раздутым донельзя самомнением и с нехваткой мозгов. Этих на Муне с избытком. Всё лезут и лезут. А ведь уже после пятого не вернувшегося из Бездны героя можно было бы понять, что за чёрной воронкой рискнувшего туда сунуться в этот раз ждёт не просто сложное, а по-настоящему смертельно опасное испытание.
— Это который по счёту уже? — догнал нас Микита.
— Четырнадцатый, — сообщил ведущий подсчёт жертв норы Леонард.
Ну да. Первым был идиот из четвёртого отряда годников, видно, мнивший себя легендарным богатырём, раз полез в нору с одним только украденным из тира оружием. Этот скудоумный испугался, что его опередят. Или, что ещё тупее — не пустят. Дубина не знал, что любая нора для храмовников — приглашение сильным духом и телом пройти испытание от самого Единого. Уговаривать тебя лезть в воронку не станут, но уж если ты принял такое решение, то тебя и соберут честь по чести и к самой норе проводят с почестями. Получение дара — самый важный шаг для решивших встать на Путь Воина.
К счастью, среди всех учеников школы этот годник оказался единственным отважным дебилом, и в дальнейшем в воронку-убийцу прыгали исключительно взрослые. Храм не стал делать тайны из появления чёрной норы на своей территории. В один только первый день к воротам школы явилось целых шестеро отважившихся попробовать пройти испытание и в сто раз больше желающих на это посмотреть. Первых служители принимали с распростёртыми объятиями, вторых гнали в шею. У нас тут и так полно зрителей. В который раз уже прерываем или отодвигаем занятия, чтобы проводить в последний путь очередного отчаянного храбреца.
Впрочем, это я сейчас такой умный и всё понимающий, а в первую ночь прокрался в нужник, чтобы впервые за время учёбы поговорить с бесом. Хотел спросить, что он думает про идею — самим в нору прыгнуть. Бес же у меня всё умеет, всё знает, такой мастер во всём. Тысячи годов опыта за плечами, если верить его собственным сказкам. Бездна — это же царство Низверженного. Единый лишь открывает туда врата, ведущие к испытаниям. Неужели бес испугается отправиться на свою истинную родину? Брон, вон, прыгнул в ту бурую нору, не задумываясь. В чёрной точно дар ценный, не то, что моё баловство.
Но нет. Бес сказал, что это слишком большой риск при моих нынешних долях троероста, и шестеро не вернувшихся из Бездны — лучшее тому доказательство. Мол, оно того не стоит, и Брон тоже не придёт пытать счастья к этой чересчур уж чёрной норе.
И пока предсказание беса сбывается. Среди сгинувших за четыре дня смельчаков нашего одержимого старшины не было. Но это и не удивительно. Зачем Брону так рисковать, когда он уже получил такой замечательный дар? И вообще, только двое из всех не сумевших пройти испытание были уже одарёнными. В основном как раз на рожон лезут те, кто ещё только мечтает о даре. Причём, кроме нескольких первых по-настоящему сильных охотников, в большинстве своём все погибшие не блистали прославившим их на весь Мун мастерством, либо дюже большим троеростом.
— Чувствую, этот бедолага, кем бы он ни был, будет сегодня единственным прыгуном, — высказал своё мнение Лымарь, когда мы, выйдя из трапезной, собрались вокруг нашего отрядного служителя.
— Дураки имеют свойство быстро заканчиваться, — пожал Лео плечами. — Ты бы прыгнул, когда перед тобой больше дюжины человек из норы не вернулось?
— Я и в белую прыгал бы не раньше, чем по сотне долей по всей триаде наем.
— Не всё доли решают, — прищурился варщик. — В Бездне голова нужна светлая.
— Во всех светлых уже мудрая мысль сидит, что нехрен в эту дырку соваться, — пробурчал Раст. — Вон наши девчонки выходят. Можно топать к обрыву.
Собрав всех, наш служитель Феокл повёл отряд через школьный двор в сторону учебки, как мы называли большой дом, где проходили занятия, мудрёно именуемый мастерами — учебный корпус. Обратной стороной это здание смотрело на обрывистый морской берег, от невысокой оградки которого до стены учебки было не больше десятка шагов. Узкая полоса бесполезного, никому не интересного пространства, что всего пять дней назад девственно белела ни разу не чищенным за зиму снегом.
Но теперь здесь всё изменилось. Начавший как раз вовсю таять в первую весеннюю оттепель снег вытоптан до серой каменистой земли. Кругом куча народа, который продолжает набиваться в теснину между обрывом и лишённой на первом этаже с этой стороны окон учебкой. А в центре, аккурат над невысокой, в три локтя, оградкой чернеет куском ночи нора.
Поближе к ней уже пробились отец-настоятель и старшие служители. За плотной толпой не выходит разглядеть смельчака, что явился причиной толкучки и нашего предстоящего опоздания на занятия к мастеру Боче.
— Дети Единого! — раздалось из самой гущи толпы голосом отца-настоятеля. — Поприветствуем отважного воина, вознамерившегося пройти испытание. Пусть будет благосклонен Создатель к…
Храмовник на секунду замолк, а я, заметив придумку ребят из второго отряда, дёрнул за руку стоящего рядом Микиту.
— Мик, посади на плечи. Ни йока не вижу.
— … к Марону Лыкову, — получив подсказ, закончил свою фразу отец-настоятель. — Храбрости, силы, удачи!
— Храбрости, силы, удачи! — хором повторили собравшиеся проводить смельчака в последний путь.
Почему-то я не сомневался, что путь в Бездну окажется и для сегодняшнего героя последним. Микита, которому я уселся на плечи, поднялся, и теперь, наконец-то, мне стала видна небольшая, расчищенная от зрителей площадка перед норой, как стал виден и скидывающий с себя лишнюю одежду мужик.
— Чего они все раздеваются? — непонимающе промычал снизу кожевник.
— В Бездне вечное лето, — объяснил я. — Зимняя одёжа будет только мешать.
— А…, — удивился Мики. — Вот оно что. Тогда да.
Тем временем оставшийся в одних штанах и в безрукавке на голое тело мужик закинул на спину рюкзак, поднял с земли копьё и повернулся к зрителям, словно ища поддержки. Какое-то у него лицо больно грустное. И ладно бы только грустное — не видно на нём, ни решимости, ни уверенности в себе.
— До старости меньше года, — будто оправдываясь, развёл руки дядька. — Терять нечего. Не поминайте лихом. Пошёл
