вместе с ним умирал лес и все его обитатели. И тогда появился Джуро. Он был молодым лисом, что бежал от преследователей. Он был десятым сыном десятого сына, а таких детей в далекой древности, когда боги лесов могли потягаться с величием Отца-Дракона, приносили в жертву.
Я отшатнулась, закрывая собой Амэю. Она сладко спала, слегка улыбаясь, согнувшийся ирис щекотал ей нос лепестками. Каждый цветок был объят лунным светом, и это бы умиротворяло, если бы не слова горной ведьмы. Хона подняла руку.
– Нет, не так, как ты думаешь. Не так, чтобы бог явился во плоти и сожрал жертву. Нет. Он наполнял тело десятого сына своей энергией и занимал его полностью, как молоко занимает сосуд, а туман – низовья.
– А что становилось с тем, кто… Чье тело принесено в жертву?
– Его душа изменялась, сливаясь с силой бога. Он забывал все. Переставал существовать. Угасающий бог занял тело Джуро, и он стал Хозяином, перестав быть Джуро. Только имя осталось.
Все это не укладывалось в голове. Мой мир был таким маленьким, оказывается. Правду говорили мудрецы древности: лягушка в колодце ничего не знает о величии океана. Вот и я жила себе в столице и главной проблемой для меня была связь с Сином, что была под запретом. В это время в мире рождались и умирали лесные боги, у гор жили бессмертные ведьмы, ёкаи пожирали сердца, а ки умерших давало силы маленьким духам вроде Грибуни.
Так вот кем был Джуро? Не ханъё, как я подумала, а его оболочкой. А внутри… древнее божество? Неудивительно, что он не ответил на мои чувства. Для него мое существование было лишь мгновением. Коротким предрассветным туманом.
Тяжелая печаль придавила меня. Забавно, а я думала, что больше никогда ничего не почувствую.
– Сколько… Джуро лет?
– Это имеет значение? – Ямауба хохотнула. – Прости, девочка, я не умею считать. Много. Много деревьев успело родиться из семечка и вырасти до небес за этот срок.
Оглушительная новость. Джуро… это вместилище для бога. Сам бог? Бог леса, что ходит под солнцем уже сотни лет. Я знала, что срок жизни ханъё исчисляется столетиями, но, кажется, по сравнению с богами ханъё были что бабочки-однодневки.
– Это все еще не объясняет, зачем Джуро питался… – я глотнула. Меня снова затошнило, но, на удивление, сильно меньше, чем при мысли о поцелуях с Хэджаймом.
«Поцелуи – фу. Людоедство – мням!»
– Для того, чтобы лес продолжал жить. Чтобы у каждого дерева родилась душа. Чтобы он сам жил. Ты разве не видела, как хлестала из него ки, когда он делал это? Нет ничего более могущественного, чем человеческое сердце. Оно таит в себе множество печалей и радостей. Оно начинает колотиться, когда мы влюблены, и замирает от ужаса. Настоящие чувства сильнее молитвы. Они составляют суть вашей сложной человеческой души.
«Чувства – мням! Давай тоже кого-нибудь съедим?»
– А… ёкаи?
– По той же причине. Ёкаи изменили свою природу, и теперь их ки неполноценно. Его надо восполнять, иначе ёкай сойдет с ума и превратится в рейки.
– Рейки? Я слышала про рейки. Это духи, которые знают лишь жажду крови и ненависть…
– Все так. Им нужна энергия, чтобы поддерживать свое тело и свой дух. Причем нужна ки того… скажем так, вида, которым они были прежде.
– Значит, Каори была человеком?
– Если захочет, Каори сама расскажет свою историю, – ямауба пожала плечиком. Вокруг цветов порхали светящиеся в темноте мотыльки, норовили сесть на ее волосы. – То, что я хотела донести до тебя, – у них нет выбора. Либо это, либо судьба сильно хуже чем смерть.
– Но у них был выбор изначально. Не у Джуро, у ёкаев. Неужели они не знали, какую жертву принесут?
– Знали. У всего есть цена, и всегда будут те, кому она будет по карману. Сама подумай. Что… Что, если я скажу тебе, что ты тоже можешь стать ёкаем?
– Я?! Ёкаем?! – «Да, пожалуйста!» – Ни за что!
– Почему? Ты сможешь жить долго, почти вечно. Ты проживешь с Джуро счастливую жизнь. Твои враги станут для тебя воробьями против ястреба, в твоих венах забурлит магия, ты будешь видеть больше, чувствовать глубже. Твое тело забудет об усталости и боли, а раны будут заживать за ночь. Скажи, ты бы отказалась от такого?
«Нет!»
– Да!
– Почему? – настаивала ямауба, ее черные глаза сверкали. Я раскрыла и закрыла рот, пытаясь подобрать слова. Все мое нутро восставало против этой мысли, но Кто-то Темный был в восторге от идеи.
«Никакого больше страха. Никаких слез. Только силы, достаточные, чтобы взять то, что хочешь, и быть с тем, с кем хочешь».
Сколько раз я себе говорила – если бы я была ханъё… Я бы рычала, мои когти были бы острыми, мои клыки были бы острыми, я бы околдовывала, могла стать могущественной! Но осталась бы я собой?
– Потому что это неестественно. Я не хочу быть чем-то, что не является мной.
– А что, если я скажу… – она запнулась, прикусила губу и вдруг улыбнулась мне. Я выгнула брови, призывая ее продолжить. – Вдруг… Например, вдруг ты окажешься и тем, и другим?
И тем, и другим? Это что еще может значить? Или она намекает, что кто-то в моем роду был демоном? Возмутительно!
– Мои родители – чистокровные люди. Это невозможно. Ни моя мать, ни мой отец не могли быть ёкаями.
– Ах да. Точно. Как я могла забыть.
Ямауба улыбнулась, наклонив голову к другому плечу. Ее глаза стали двумя черными щелочками. Она посмотрела на Амэю, что смешно дула влажные губы, и взгляд ведьмы стал чуть более человечным.
– Кажется, мы с тобой заболтались. Хочешь, я провожу вас в свой дом?
В этом я не была уверена.
– Вряд ли меня там будут рады видеть.
– Ты про ханъё? Они послушают меня. И Джуро. Сама подумай, куда вам еще податься? Рядом только волчьи логова и медвежьи берлоги. Вряд ли это то место, где ты захочешь бросить свои кости.
Я тихонько покачала головой. Спящая на моих коленях вместе подушки Амэя выглядела еще слабее и несчастнее, чем в чайном доме. Нам действительно требовался отдых перед долгим-долгим путешествием. Теперь, когда Хэджайм был мертв, я хотя бы могла быть спокойной, что эта страшная задумка с Богом-Вороном не угрожает нашему миру.
Сложно представить себе что-то более голодное, чем бог, что тысячелетие провел в заключении. Следуя логике ямаубы, он не просто сожрал бы сердца пары человек – он мир мог бы залить кровью.
«Слушай, ты говоришь так, как будто это что-то
