— Э, тогда понятно. Борька, ты тогда с мальчишкой иди, а я этих недоносков на место отправлю.
— Что за зов? — выдохнул я, делая очередной шаг. Что это им понятно?
— Русалок научился вызывать? Радовался, небось…
— Ну… — промычал я, стараясь не сбиться с шага.
— Водяной научил! — констатировал Борис. — Только, он почему-то не объяснил, что теперь и тебя можно вызвать. Понял каково, когда ты русалкам зов шлешь? У них — точно так же. Попробуй-ка не откликнись, если в голове трещит… Мне-то еще давным-давно умные люди объяснили, что не стоит таким вещам учиться… За все, парень, надо платить…
— Сволочь старая!
— Я? Или водяной? — со смешком переспросил Борис.
— Оба! Ты мог бы и рассказать… А этот, сопля зеленая…
— Да ну, зря ты так, — примирительно проговорил мой родич. — Все-таки вещь эта иногда полезной бывает. Да и не каждому смертному водяной секреты открывает. Зазря тебя не вызовут. Ну значит, и ты теперь думать будешь, а не баловаться… Держи…
Молча, боясь повернуться, отвел в сторону руку с раскрытой ладонью. В нее улеглась фляжка, из которой Борис приводил в чувство Аггея. Теперь вот и мне пригодилась. Отхлебнул. Голове стало гораздо легче.
— Фух. Жить стало легче. Но почему ты мне ничего не сказал?
— Ну прости меня, Олег, свет Васильевич. Я ведь старенький уже, мог и забыть, — непривычно заюлил Борис. Потом посерьезнел: — Да кто ж его знал, что водяной тебя «зову» научит? Когда он успел-то?
— После того, как с мельницы вытащил…
— Ишь ты, жук какой, — восхищенно причмокнул Борис. — Знал же, что может понадобиться. Ну да ладно, подумаем опосля, как без боли обойтись.
За препирательством и разоблачением мы вышли к Белкиной крепости. Зрелище, наверное, то еще — впереди шагал я, стараясь не делать резких движений — как зомби. А за мной Борис, напоминающий конвоира.
Подойдя к озеру, мы увидели русалку, спокойно плавающую на спинке. Даже не плавающую, а лежащую на воде.
— Эй, вертихвостка, — строго прикрикнул Борис. — Батьку зови!
— Чего разорался-то? — отозвалась русалка, поднимая голову. Рассмотрев меня, а потом Бориса, поприветствовала: — Привет, комендант. Привет, ягодка.
Сделала нам ручкой и, сверкнув голой попкой, нырнула.
Я с наслаждением засунул голову в воду, подержал ее там столько, насколько хватило дыхания. Кажется, боль отступила. Хмыкнул:
— Ну кроме меня комендантов здесь нет. А ты, стало быть, ягодка… Ягодка — повторил я и, не выдержав, заржал. — Ну хорошо не банан. Хотя банан — это же тоже ягода.
— Ладно тебе, — тревожно озираясь по сторонам, проворчал Борис. — Ну подумаешь, русалка шалит. Не позорь старика…
— Ну, Борис, ну… — не находил я слов. — Так по русалкам-то кто ходок?
— Ну был грех, — злобно огрызнулся Борис. — А я на тебя посмотрю, когда они будут перед тобой голой жопой вилять! И хватить ржать… Щас как по башке дам!
Не знаю, что на меня накатило, но ржать я перестал лишь тогда, когда взбешенный Борис не принялся меня топить. Силен старик, даром что полтыщи лет! Вырваться из его стального захвата было невозможно. Ну почти невозможно…
Через несколько минут мы оба были мокрые, но теперь уже ржал и Борис!
— Вот вроде бы целых два князя, а ведете себя, как мальки! Делать вам больше нечего! — пробурчало вдруг что-то сзади нас. Увлекшись разговором, мы не заметили, что к нам приплыл сам хозяин озера.
— Чего звал? — спросил Борис.
— Тебя, что ли? — резонно отозвался водяной, хитровато поглядывая на деда. — Ты, Бориска, мне сегодня не нужен. Я Олега Васильевича вызывал.
Поглядеть на обалдевшего деда было любо-дорого!
— Мне уйти? — поинтересовался Борис, не без обиды.
— Ну уж ладно. Пришел, так пришел. Оно и лучше, что окромя ребенка здесь кто-то будет.
— То — Олег Васильевич, то — ребенок? — удивился я.
— Так для меня и Бориски — ребенок. Ну по сравнению с тобой, чуть повзрослей…
Я невольно улыбнулся. Вот так-то: «Бориска — повзрослей», а «ребенок — Олег Васильевич».
— Да ладно, я тут вдоль бережка плавал да слушал, как народ тебя Олегом Васильичем называл, — пояснил водяной. Усмехнувшись во всю пасть, повел зеленой башкой и спросил: — Тут говорить станем, али на берег вылезем?
Понятное дело, что мы с Борисом предпочли вылезти на бережок, а сам водяной остался по пояс в воде.
— Так чего парня-то звал? — снова спросил Борис. — Олег, который Васильевич, от твоего зова чуть без головы не остался. Никак стоянку карликов отыскал?
— Отыскал, — кивнул водяной. — Иначе, на кой вы мне? Объяснять или лучше нарисовать?
— А можно — и то, и то? — попросил я.
— Можно, — благодушно ответил водяной и, взяв в перепончатую руку вытащенный откуда-то длинный блестящий стержень, принялся рисовать на песке: — Это — вот тут…
…Мы решили выступать на рассвете. Хотя «мы решили» — это громко сказано. Меня, например, о времени выступления никто не спрашивал. Правда, и остальных, тоже. Подозреваю, что решение было принято единственным человеком — Борисом. Вот теперь у меня уже не осталось ни малейшего сомнения — кто же у нас главный…
Единственное, что было позволено сделать — это решить, принимать ли мне самому участие в походе.
— Ребятишек своих и Машку оставишь в крепости. Сам — как хочешь. Сбор на рассвете, около Драконьего болота, — буркнул Борис, перед тем как исчезнуть.
Лаконично! Зато все понятно. Где оно, это Драконье болото, я знал. Даже знал, что оно получило название из-за дурного дракона, плюхнувшегося туда откуда-то сверху (хотя откуда еще мог упасть дракон?), а потом его доставали всем миром. Как-нибудь расскажу об этой истории.
По законам жанра, этому дракону следовало бы прийти к нам на помощь, и мы бы от нее не отказались. Коли судить со слов Аггея, проводившего допрос, цвергов на «острове среди болота» было «до х…», а если следовать высказыванию воспитанного водяного — «как лягушачьей икры в теплой луже».
В Белкиной крепости меня ожидал встревоженный народ. Вроде подслушать наш разговор никто не мог, а все уже знали…
— Когда выступаем? — деловито спросил Андрей, заступая мне путь. — Кто пойдет? Кого-то ведь и оставить нужно…
— Извини, — прикоснулся я к его плечу, легонько отстраняя с дороги. — Все остаются. Ну почти все.
— Значит, идете только вы, — догадался мальчик. — А если мы не послушаемся? Всех в землепашцы определите?
— Если не послушаетесь, я сам пойду землю копать. Могилы для вас рыть! — вызверился я. — А если крепость оставим без защиты, то и копать ничего не придется.
